DataLife Engine > История > ЧЕРНАЯ ГОРА, БЫЛЬ И ПРЕДАНИЕ!

ЧЕРНАЯ ГОРА, БЫЛЬ И ПРЕДАНИЕ!


5 апреля 2006. Разместил: cray
ГИБЕЛЬ И ВОЗРОЖДЕНИЕ ПОКРОВСКОП ОБИТЕЛИ


Не приведи Бог видеть русский бунт,
бессмысленный и беспощадный
А.С. Пушкин

В трагические дни встречала Покровская обитель свое
столетие. Мутные, но грозные волны безверия и безбожия бились о ее, казалось,
неприступные стены.
В 1919 году главный Покровский храм был закрыт. Служба в нем была запрещена и прекращена. Отобрано было церковное имущество; монастырские земли, сады, сельскохозяйственный инвентарь, конная молотилка и жатка. Была закрыта церковно-при-ходская школа для девочек-сирот. Были конфискованы гостиница, дом игуменьи и трапезная. Два небольших лесочка, Испанский и Арсеньевс-кий, также были отобраны и в какие-нибудь 2-3 года вырублены, и исчезли с лица земли. Вскоре сгорели дом игуменьи, трапезная и некоторые кельи. "Ломать - не делать", - гласит народная пословица. Все монастырское имущество, лишившись хозяина и любящих работу рук, пришло в запустение. Деревья вырубались, в садах паслась скотина, ульи на пасеке рассыхались и рассыпались. Сад одичал. Здание церковно-приходской школы и школы для девочек-сирот разобрали на дрова. Монашки, не выдержав голода и запустения, уходили в далекие монастыри и разбредались по деревням. Оставшиеся на-сельницы, коим некуда было деваться, организовали во время нэпа кустарную артель. Шили ватники, ватные одеяла, плели из лоскутков коврики, веревочные чуни и вышивали полотенца. Но и эта артель была бельмом в глазу у властей предержащих. Антирелигиозные акции и силы разрушения действовали с неотвратимой настойчивостью.
А между тем начался грабеж убранства храма Иконостас был разобран, а его иконы вынесены и свалены у северной стороны церкви. Из иконных досок делали крольчатники и деревянные лопасти для жаток. Исчезли паникадила, напольные и настенные подсвечники, причастные чаши-потиры, риз-оклады с икон, серебряные оклады с Евангелий, нательные и престольные кресты, купели, дискосы и даже священнические облачения и хоругви. Если учесть, что Покровский храм был двухъярусным, с тремя приделами и службами, то можно себе представить раз меры грабежа.
И так было по всем городам и весям России. Как признавался впоследствии Л.Д. Троцкий: «Мы удержались только потому, что ограбили всю Россию». При этом власти ссылались на царящий в стране голод, кстати, усугубленный организованной властями хлебной монополией. Политика встала впереди голодного человека. Им стали управлять при помощи хлебной карточки. Но вот новое циничное признание Л.Д. Троцкого; «Кампания по поводу голода для окончательного разгрома церкви крайне выгодна, ибо заостряет все вопросы на судьбе церковных сокровищ.. Но Лев Давидович не договаривал: этот разгром православной церкви сопровождался гонениями, повальными арестами и расстрелами. Детонатором этого всероссийского антирелигиозного погрома послужило так называемое «Шуйское дело».
Священники этого города, готовые отдать многое на нужды голодающих, просили оставить им минимум церковной утвари, без которой невозможно проведение христианской службы. Эту просьбу власти расценили как акт сопротивления. 19 марта 1922 года туда был направлен В.М. Молотов с секретным письмом для членов Политбюро и с карательными полномочиями, позволявшими ему проводить массовые расстрелы среди духовенства, дабы «проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении она не смела и думать». Эти события в Ивановской области послужили сигналом для бессудной расправы над православным духовенством по всей России, Десятков лет не потребовалось, и .публику- проучили так, что уже к 1923 году православная церковь не досчиталась 40 тысяч лиц духовного звания. В дело шло все: и петля, и пуля, и застенок, и отравленное ядом перо, направленное на разложение ду-ховенства. Большевистской печати рекомендовано «взять бешеный тон». Это при том обстоятельстве, что ни тайных, ни явных попыток к сопротивлению при изъятии церковных ценностей не было. Напротив того, опережая действия революционных властей, петроградский митрополит Вениамин обратился к верующим со словами: «Вся православная российская церковь по призыву своего отца Святителя патриарха Тихона еще в августе 1921 года со всем усердием и готовностью отозвалась на дело помощи голодающим. Церковь православная, следуя заветам Христа-Спасителя, в годину бедствия для спасения от смерти погибающих всегда являла образ христианской любви, жертвуя все свое церковное достояние вплоть до священных сосудов». Но не это нужно было атеистической власти. Под предлогом помощи голодающим начался грабеж накопленных за века ценностей. И заодно - уничтожение православного духовенства. Большевики говорили откровенно: .Церковь - враг, ее следует уничтожить» Но им надо было не просто разгромить церковь, а выставить ее перед российским и зарубежным миром в образе жадной старухи, отталкивающей простертые к ней руки умирающих от голода детей. Им требовалась некоторая .санкция на кровь", которую они собирались пролить. В 1922 году под покровом тайны была создана при Политбюро ЦК ВКП(б) антирелигиозная комиссия, руководившая десятки лет разрушением церкви, искоренением веры и насаждением повального безбожия. В апреле 1925 года истерзанный допросами ревтрибунала умирает патриарх Тихон. Новая волна бессудных расправ покатилась по России. Не были здесь исключением и Рязанский край, и наш Михайловский уезд. Аресты и расправы шли в Печерниках, Ни-колаевке, Помозове, у Спаса на Пронской и в самом Михайлове. Злодейское действо происходило просто. В деревню или село входили три или четыре вооруженных солдата с комиссаром во главе. Народ сгоняли на сходку. Приводили попа и ставили его в середину схода как заранее обвиненного и обреченного. Комиссар спрашивал: «Как ваш поп? Прижимист? Жаден? И не пьет ли он народную кровь?». Как правило, добрый наш народ выгораживал своего батюшку, но были случаи, и нередкие, когда верх брали крикуны и пьяницы. Священника отводили в сторону к какому-нибудь овражку и расстреливали. Не миновала чаша сия и наших героев - матушку Александру и отца Василия Лебедевых, протоиерея Покровского храма. Поначалу думали, что пронесет: до Михайлова - 2 версты, дорога плоха, время осеннее. В Поповке - ни дыма, ни огня. Все притихло. Однако душа ныла и сжималась в ожидании беды. В черную осеннюю ночь 1922 года ввалились трое. Тесня друг друга в дверях и загораживая собой вы/од, сразу уперлись взглядом в Василия Михайловича. Он сидел в красном углу на лавке и ждал своей участи. «А, он дома, -прохрипел один из вошедших. - Ну и лады - ловить не надоть". И, обратившись к матушке Александре, добавил: "А что, мать, мы ведь батьку-то твоего стрелять будем, чтобы, значит, без попов, без попов, значит". Отец Василий сидел неподвижно под образами и творил молитву, готовясь принять смертную муку. Надеяться было не на что и не на кого; дочь Мария и ее супруг Николай Васильевич Ушаковы были в городе по делам службы, да и что они могли сделать? И кто тогда мог? На минуту все застыло. Только слабый, но живой свет лампадки перед образом Спасителя подавал надежду обреченным. Матушка Александра почуяла трепещущим сердцем, что кромешники устали от душегубства, и попробовала расшевелить а них остатки человечности. «А что ж он поп, - робко подступилась она, -он людей добру учил, ваших ребятишек крестил, грамоте их обучал, сирот и вдов утешал. Кузьме из Пушкарей, что летом погорел, на новый сруб денег собрал. Должно слышали? А вы его стрелять?».
Кромешники засопели, исподлобья поглядывая друг на друга. «Пожалуй что, робя, ноне его темно вести-то, - решился который постарше. - А вот мы его в другой раз! Бечь ему некуды. Прощевай, бабка; ладно дед, живи, сегодня не будем тебя стрелять...». Трое поднялись и, унося с собой страх и смерть, пригнувшись под притолокой, ныряя друг за другом, исчезли в черном проеме двери. Сильной была мо-литвенницей матушка Александра. Вырвала она из лап смерти своего батюшку Василия. Вернувшиеся к полуночи Мария Васильевна и Николай Васильевич Ушаковы с трудом верили в рассказ чудом спасенных стариков. Чувство роковой опасности и беззащитности не давали в эту ночь всем уснуть. После вызова о Василия в ГПУ ему позволили служить в кладбищенской церкви на Черной горе.
Рубежом новых гонений стал 1925 год. Нэп сворачивали. Особенно резко подул ветер после XIV партсъезда. Антирелигиозные акции приурочивались к религиозным праздникам. Так, накануне Благовещенья, весной 1927 года, зная обычный путь о. Василия от Поповки к монастырю, местные «активисты» вбили кол посреди тропинки и привязали к нему буйного быка. Василий Михайлович шел в церковь по привычной тропе, глубоко задумавшись. Неожиданно он был сбит и опрокинут на землю разъяренным быком. На крики и стоны выбежали матушка Александра и внучек Нико-лаша Ушаков. Едва стоя на ногах, е изорванной одежде и окровавленный, он, как мог, отбивался от наседавшего на него животного. Только шедший в храм поселянин смог отогнать быка и довести батюшку до дому. Выходил его Николай Николаевич Грацин-ский, зять и знаменитый фронтовой военврач. Некоторое время спустя у их соседей, священнической семьи Рождественских, на пасеке были опрокинуты и изрублены ульи. Войдя в раж, те же •активисты» дважды порывались поджечь дом Ушаковых-Лебедевых на Поповке. Зная крутой и решительный нрав Николая Васильевича Ушакова, злоумышленники временно отказались от своего намерения, но отыгрались на малом: на краю усадьбы о. Василия сожгли овин с сеном. Кормить коровушку, лошадку и овец стало нечем. Было ясно - надо уходить. Здесь уместно снова процитировать Л Д Троцкого: «В революционных действиях мам сильно помогало оружие крестьянства -красный петух.. От себя добавим, когда оружием крестьянства становится не коса и плуг, а красный петух, наступают хаос и голод. Они не замедлили явиться. В конце 20-х активисты взялись за изгнание еще державшихся там насельниц, ветхих старушек, которым некуда было деться. Этому предшествовала некоторая общественная демонстрация, приуроченная к Страстной субботе. Когда прихожане по старой памяти собрались у монастырских ворот с пасхальными дарами, то вместо священника со святой водой и кропильницей появилась нестройная колонна школьников, которая, обходя монастырские стены, подошла к толпе верующих прихожан и стала назойливо скандировать: Долой, долой монахов, Долой, долой попов. Залезем мы на небо, Разгоним всех богов'. Было видно, что нестройным хором озябших и пригнанных сюда детей руководит некий функционер. Знали бы дети, что последует за этим грубым актом богохульства! Пасхальной весной 1927 года колокола Покровской обители уже не звонили: они были сброшены и отправлены на переплавку Мо настырь безмолвствовал. Но чью стали поджигать кельи Чтобы придать этому злодейству вид случайности и свалить вину на небрежность монахинь, поджигатели загодя засовывали под застреху тлеющую паклю с сухим мхом. К полуночи такая самодельная петарда вспыхивала и начинался ночной кошмар. В огне гибли люди и их нехитрый скарб. Оставшиеся в живых разбредались по всему горестному лику земли русской. В одном из таких -случайных- пожаров задохнулись в дыму две старушки-монахини, добрые приятельницы матушки Александры. Соседка же их, насельница Евфимушка, стремясь спасти свои пожитки и снять со стены возлюбленный образ Николая Угодника, долго кружилась в этом ночном чаду, взывая о помощи. Но душа ее не выдержала: лишившись рассудка, она бросилась в огонь. Так, с образом в руках, ее и нашли среди пепла и обгорелых бревен.
В 1929 году была закрыта и кладбищенская церковь, где изредка проходили службы. С горечью прощался о. Василий с Покровской обителью, со своим приходом, домом и садом, где им была любима каждая веточка. Прощался он и со своими добрыми соседями Рождественскими, которые тоже снимались с места, не дожидаясь участи погорельцев. В семье Рождественских росло двое дружных детей: дочка Антонина и ее братец Леша. К моменту описания Тоне было 17 лет, Леше - 15. Тоня была одарена редким умом и чисто славянской красотой. Ее синеокое лицо всегда светилось улыбкой и доброй приветливостью. Книга и букетик полевых цветов всегда были ее непременными спутниками а летних прогулках по окрестностям Черной горы. Русская приро да, русская литература и пра вославная вера питали во одаренную натуру. Она охотно и с увлечением училась.

Николай АНДРЕЕВ Николай УШАКОВ
(Продолжение следует)