БЫЛА ВОЙНА...

Мама поторапливала Марию: «Собирайся, а то уведут из лагеря, не успеешь». Это она про наших пленных, что жили на открытом воздухе за колючей проволокой на самой красивой площади Новгорода-Северского.

Немцы почему-то несколько лояльно относились к тому, что местные жители подкармливали пленных.
Мария взяла ведерко с картошкой и пошла. Так и есть, пленные уже идут на работу. Девочка стала кидать картошку тем, кто на нее смотрит. Так было всегда, когда дети опаздывали с картошкой или свеклой. Не успела Мария сделать несколько бросков, как перед самыми ее ногами падает пленный. Она знала, что упавших не поднимают
- пристреливают, но что это так мгновенно может случиться, не предполагала. Дуло пистолета -рядом, перед ее глазами. Она не видит немца-охранника, только пистолет, кричит: «Пан, пан, найн, найн, ер ист майне брудер, майне брудер...»(«Не надо, это мой брат»). Так она говорила на их языке, она просила. Некоторое знание языка дала школа, тогда повсеместно было преподавание немецкого, а некоторые слова уже выучила из бытового общения с немцами. Мария стояла на коленях и слезно повторяла: «Найн, найн, ер ист майне...»
- но выстрел прозвучал. Марийка уже лежала, обхватив пленного солдатика своими тоненькими ручонками. Ей 15 лет. Выстрел она точно слышала, но тогда почему же не убита и отчетливо слышит кандальный стук, многие пленные были одеты в деревянные колодки.
Мария решила: «Значит, умирают так: все слышат, но сами не могут ни говорить, ни двинуться с места». Напрасно девочка так просто думала о смерти. Она была жива, только оцепенение от страха ее удерживало в страшной немоте. Долго ли так продолжалось, она и теперь не может вспомнить.
Она попробовала пошевелить пальчиками руки. Шевелятся. «Наверное, я жива», - думала Мария. Конечно, девочка, ты жива и твой спасенный тоже. Ты же сама говорила: «Немцы всякие бывают». Фашист выстрелил... но в землю. Тем временем, придя в себя, Мария не знала: что же делать с поте рявшим сознание военнопленным, который лежал у моста через Десну? Никаких признаков жизни. Попробовала Марийка сдвинуть его с места. Не получается. Недолго думая, бежит к соседям, быстро объясняет, что папин двоюродный брат был в колонне и что она его вызволила. С соседом перетащили изможденного пленного солдатика в подвал. Папа у Марии был слепой. Родителям она все просто объяснила, но как говорить немцам, у них их трое квартировало. Пока решила молчать. Соседей не боялись. Солидарность людская тогда была на самом высоком уровне, и предательство считалось исключением, хотя оно было.
Стали выхаживать солдатика. Но никак не могли его покормить. Как ни старались, он ничего не брал в рот, а если проглотил капельку -тут же все обратно. Прошло несколько дней. И пришлось с немцами договариваться, что же делать, сначала объяснила, что он родственник из далекого села, потом, что у него, как в муравейнике, вши. Немцы этих насекомых очень боялись. Один из непрошенных жильцов говорил по-русски, причем достаточно хорошо. Он дал порошок (потом узнали: это был дуст). Посыпали, и у нашего пленника эта напасть исчезла.
Перевели его в дом, вымыли, одели в папину одежду. С кормлением все те же проблемы. Тогда немец подсказал давать ему не картошку, а картофельной отвар. Так и стали делать. Недели через две пленный сказал, что его зовут Иваном, он из Рязанской области и у него там жена и дети. Документов при нем не было. Прожил он в семье Марии три месяца, и как бы его ни уговаривали, решил идти к своим. Так и расстались они, проводив Ивана в сумраке на край города.
Впоследствии, уже в мирное время, получили письмо от его супруги. Она писала, что Иван дошел до дома и снова ушел на фронт, но с фронта не вернулся. Жена благодарила Марию и ее родителей за спасение Ивана и даже выслала какую-то сумму денег. И еще спрашивала: может, Иван в примаках остался на Украине. Она не верила, что он погиб, все ждала, ждала и ждала.
С той поры прошло больше шестидесяти лет. С героиней моего рассказа, Марией Евдокимовной Литвиенко, в замужестве Новосад, познакомилась в больничной палате. Случайно обнаружилось, что еще одна моя соседка по палате, слепая бабушка, родом из Рязани. Она так была заинтересована этим рассказом, что не давала покоя: «Подробнее Мария, еще подробнее...» - плакала. Она говорила, что напишет в газету. Мария предлагала написать тут, в Чернигове, если она может, а бабушка плакала и говорила: «Нет, в свою, в свою». Потом .Мария рассказала еще несколько эпизодов той страшной войны. Это все реальные события, которым Мария была не только свидетелем. Детйв 15 лет становились в одночасье взрослыми, и их поступки теперь, много лет спустя после Великой Отечественной, трудно осмыслить. Но это было. Потому как была война.
Г. ПЛЮХИНА