СЛАВЯНСКОЕ НАСЕЛЕНИЕ ВОДОРАЗДЕЛА ОКИ И ДОНА...

СЛАВЯНСКОЕ НАСЕЛЕНИЕ ВОДОРАЗДЕЛА ОКИ И ДОНА В КОНЦЕ I - НАЧАЛЕ II ТЫС. Н. Э.

Потенциал неоткрытых памятников довольно велик. Здесь и памятники, расположенные в еще не охваченных сплошными разведками районах, прежде всего по притокам р. Упа, а также ряд поселений и курганов, культурная интерпретация которых неизвестна либо ошибочна… Низкая информативность материалов раскопов 50—70-х гг. объясняется не только и не столько недостаточной квалификацией авторов работ, но прежде всего указывает на неприемлемость применения традиционной методики раскопок на памятниках подобного рода.

Жилые постройки

Жилища с отапливаемым котлованом, обычно квалифицируемые как «полуземлянки». Котлованы полуземляночных построек имеют в плане прямоугольную, близкую к квадрату форму. Они весьма точно ориентированы по сторонам света углами или стенами. Размеры котлованов различны — от 3 х 3 м до почти 5 х 5 м. Площади котлованов построек колеблются от 12 до более чем 18,5 кв. м, однако, установить средний размер котлованов жилищ этого поселения не представляется возможным. В целом отмечается преобладание на памятниках раннего периода построек с котлованами малой площади (до 16 кв. м), что на сопредельной территории Северской земли является характерным для жилищ раннего этапа (2-й пол. VIII—IX вв.). Глубины котлованов весьма стабильны, в пределах 0,5—0,9 м. В углубленных жилищах применялись две схемы обшивки стен котлована. Это обшивка при помощи досок, заложенных между материковыми стенами и столбами, поставленными по углам и по центру стен котлована и бесстолбовая конструкция. При последней в котлован либо опускался сруб, либо сруб ставился за пределами котлована, стены которого оставались без обшивки. Котлованы, имевшие только по два или четыре столба по центру противоположных стен, широко распространенные в VIII—IX вв. на Левобережье Днепра и отнесенные автором к типу II, в изучаемом регионе не зафиксированы.
Отопительные сооружения в постройках данной категории относятся к двум основным типам. Наиболее распространенными были печи-каменки, следы которых выявлены во всех углубленных жилищах. Они располагались в одном из углов котлована, чаще всего в северной его половине. Поды печей — материковые, редко подмазанные глиной. Стенки сложены насухо из необработанных камней, как правило, крупных в основании и мелких у свода. Своды, вероятно, также складывались из камней. Лишь в одном случае в жилище было зафиксировано применение глины при возведении свода печи. Не исключено, что глина применялась при сооружении сводов печей достаточно широко, однако в подавляющем большинстве случаев своды не сохранились.
Печи иного типа, вырезанные в виде подбоя в материковой стене котлована, известны лишь на одном памятнике. В обеих полуземлянках эти печи не были единственным отопительным сооружением и соседствовали с обычными печами-каменками. Они представляли собой ниши размерами 0,80 х 0,90 и 0,80 х 1,00 м, вырезанные в одной из стен котлована. Дно и стенки этих ниш сильно обожжены. В постройке 1 (яма) под печи был выложен в один слой мелкими камнями, в постройке 2 (яма) обмазан глиной.
Углубленные жилища с печами-каменками широко распространены на славянских памятниках, начиная с VI в., однако на землях, лежащих к востоку от Днепра, аналогии им не столь многочисленны. В бассейне Верхней Оки постройки близкого времени изучены очень мало. Углубленные жилища на поселении Лебедка имели глинобитные печи. Датировка перечисленных памятников также требует уточнения. Максимальное распространение печей, вырезанных в стене котлована, наблюдается в VIII—X вв. в нижнем течении р. Дунай и памятники Болгарии.
Наиболее полные аналогии жилищам Упы мы находим на памятниках боршевской группы на Дону. Здесь прослеживается практически полное сходство как по форме и размерам котлованов, так и по системе отопительных сооружений. Некоторое отличие донских жилищ выражается в большем удельном весе построек с полным набором столбовых ям, несколько большей средней площади котлованов, а также в отсутствии печей, вырезанных в виде подбоя. Отмечая несомненную типологическую близость углубленных жилищ памятников Упы и Дона, необходимо учитывать, что поселения боршевского типа существовали синхронно поселениям бассейна Упы и продолжали существовать позже. Поэтому говорить о преемственности этих двух групп памятников вряд ли допустимо. Можно лишь констатировать родственность традиций, имевших, вероятно, единое происхождение.
На памятниках роменской культуры Левобережья Днепра наиболее широко представлены печи, вырезанные в материковом останце. Печи-каменки здесь единичны и зафиксированы исключительно в ранних жилищах. В несколько большем количестве, но также только на ранних памятниках известны печи в виде подбоя. Отметим, что полуземляночные жилища Упы по ряду показателей (средние размеры, конструкции обшивки котлованов и печей) имеют аналогии в части наиболее ранних жилищ Северской земли, датирующихся 2-й пол. VIII — 1-й пол. IX вв. Общая близость углубленных жилищ рассматриваемого региона с постройками соседних славянских территорий Верхнего Дона и Северской земли позволяет реконструировать их аналогично.
Жилое пространство построек второй категории находилось целиком выше уровня древней дневной поверхности. В связи с этим фиксация подобных жилищ затруднена. В большинстве случаев от них сохраняется нежилая углубленная часть со следами просевшего пола и печи в заполнении. Часто такие постройки интерпретируются авторами раскопок как хозяйственные ямы неизвестного назначения.
По форме углубленной части эти жилища можно разделить на два основных типа. К первому относятся постройки, котлован которых занимал почти всю площадь сооружения. От жилищ первой категории их отличает отсутствие печей в нижней части, как правило, меньшая глубина и не столь ровные и отвесные стенки котлована. На сегодняшний день постройки этого типа достоверно фиксируются только на Супрутском поселении. Котлованы этих построек имели подквадратную в плане форму размерами ок. 4 х 4 м и были ориентированы углами по сторонам света. Они были заглублены на 0,5—0,9 м и имели пологие стенки. В верхней части заполнений прослеживались прослойки угля и материкового суглинка, понижающиеся от стен к центру котлована. На этих прослойках фиксировались каменные развалы отопительных сооружений, человеческие костяки, отмечалась концентрация находок.
Жилище указанного типа было исследовано в западной части городища в 1999 г. Несмотря на то что слой на участке раскопа был полностью уничтожен при вскрыше карьера, основные параметры постройки фиксировались достаточно надежно. Углубленная часть имела подквадратную в плане форму размерами по верхней границе 3,60 х 3,60 м. Котлован был ориентирован углами по сторонам света, стенки его были очень пологими, глубина не превышала 0,35 м от сохранившегося уровня материка. Вдоль северо-западной стенки в полу котлована находились три хозяйственные ямы глубиной 0,20—0,30 м, диаметром 0,50—0,65 м. Вдоль других стен углубления располагались три погребения, совершенные по обряду ингумации в небольших вытянутых ямах. Костяки лежали на спине головой на юго-восток и северо-восток на глубине всего 0,20—0,45 м от уровня пола котлована.
В верхней части однородного гумусированного заполнения находилась прослойка переотложенного материкового суглинка с включениями угольков в нижней половине. Прослойка мощностью от 0,10 до 0,15 м начиналась от верхнего края котлована и сильно понижалась к его центру. На этой прослойке, в северном углу постройки, находилось скопление обожженных камней и керамики. Кроме того, здесь были найдены остатки двух черепов и разрозненные человеческие кости, а также большинство вещевого материала. Вещи и кости были обожжены. Несмотря на то что верх постройки сильно поврежден, можно попытаться реконструировать основные параметры сооружения. Единственной возможной конструкцией стен жилища мог быть сруб. Вероятно, нижний венец должен был несколько отступать от края котлована, дабы предотвратить оползание его краев. С той же целью стенки углубления были сделаны пологими. Пол постройки был деревянным, покрытым сверху слоем материкового суглинка. Подобный прием был широко распространен на памятниках роменской культуры. Материковая подсыпка по деревянному «верхнему» полу известна на таких памятниках, как Горбово, Липино, Тазово. Вопрос в том, на какой высоте от уровня древней дневной поверхности залегал этот пол. Предположить, что он находился непосредственно на земле, сложно. В таком случае большая часть неглубокого котлована была бы недоступна для хозяйственного использования. Наличие в подклете «временных» погребений подтверждает эту версию, так как произвести их вдоль стен при высоте нижней части менее 0,5 м физически почти невозможно. Маловероятен и чрезмерно высокий подклет — этому не соответствует характер достаточно плавного проседания пола (зона концентрации камней отопительного сооружения и керамики мало изменилась). Скорее всего, лаги пола были врублены так, что общая высота подклета, включая его углубленную часть, немногим превышала 1 м.
Остатки еще двух подобных построек были исследованы на городище в 2000 и 2001 гг. От одной из них сохранилась лишь небольшая часть, по которой можно сказать, что длина южной стены котлована достигала 4,20 м, а глубина — 0,30 м. Вторая постройка фиксировалась в верхней части культурного слоя, непосредственно под пашней. От нее сохранился подпрямоугольный котлован размерами 4,0 х 4,0 м и глубиной до 0,30 м. Стенки котлована пологие. На тонкой прослойке углей и суглинка, залегавшей в верхней части заполнения, ближе к юго-восточному углу постройки находился развал отопительного сооружения. Здесь же концентрировались многочисленные фрагменты лепных сосудов роменского типа. Оба жилища носили следы пожара и так же, как постройка 1999 г., могут быть отнесены к последнему этапу жизни поселения.
Ко второму типу жилищ рассматриваемой категории отнесены сооружения с углубленной частью, занимавшей лишь половину (или менее) площади постройки. Фиксация таких жилищ представляет еще большую сложность для исследователя, чем поиск построек первого типа. Следы их основной наземной части сохраняются крайне редко. Лишь в постройке 3 поселения и, возможно, в постройке 3 поселения сохранились следы материкового пола. Углубленные части таких жилищ по внешнему виду схожи с обычными ямами хозяйственного назначения и могут быть выделены из всей совокупности комплексов только по наличию следов просевшего пола и отопительных сооружений на нем. Уровень полевой фиксации не всегда позволяет проследить эти важные детали. В частности, поэтому трудно определить, были ли подобные сооружения исследованы в ранних раскопах Супрутского городища. Жилища такого типа, не погибшие в результате пожара, а разобранные в ходе очередной перепланировки поселения, вовсе не могут быть определены достоверно. Фиксируемые в ходе раскопок котлованы могли принадлежать как к жилым, так и к хозяйственным сооружениям. По своим параметрам они близки к котлованам построек указанного типа, но были заброшены до гибели поселения и, соответственно, имели заполнения, характерные для помоек.
Постройка 3 Уткинского поселения имела в плане подквадратную форму размерами 2,80 х 2,80 м и была ориентирована стенами по сторонам света. Она читалась по следам пола, представлявшего собой тонкую, до 0,15 м, прослойку переотложенного материкового суглинка (или тяжелой супеси), залегавшую под дерном на более раннем культурном слое. В северной половине постройки находился прямоугольный котлован. Слой пола над котлованом сильно просел. На нем находились развал камней, вероятно, от рухнувшей печи, и скопления керамики (рис. 12). Размер котлована по верхнему краю 2,40 х 1,40 м (по линиям запад-восток и север-юг соответственно). Вдоль западного края ямы проходила небольшая материковая ступенька глубиной и шириной ок. 0,20 м. Стенки котлована слегка пологие, дно ровное. Общая глубина не превышала 0,40 м. В постройке 3 на поселении у д. Торхово материковая подсыпка пола сохранилась значительно хуже. Она четко прослеживалась лишь над заполнением котлована и в верхней части более ранних ям, перекрытых жилищем. Поэтому общие параметры постройки могут быть определены весьма приблизительно. Похоже, она имела подквадратную в плане форму размерами ок. 4 х 4 м и была ориентирована углами по сторонам света. Котлован занимал юго-восточную половину сооружения. Он был вытянут по линии юго-запад — северо-восток и имел размеры 3,80 х 1,70—1,90 м соответственно. Стенки котлована пологие, дно ровное, глубина до 0,50 м. Следы просевшего пола представляли собой прослойку плотного материкового суглинка мощностью до 0,15 м, начинавшуюся за пределами котлована и постепенно понижавшуюся к его середине. Под прослойкой суглинка находились прослойка угля толщиной 0,10 м, вероятно, остатки деревянного перекрытия. На слое пола фиксировался развал камней, многие из которых были сильно прокалены. Под отопительного сооружения находился над центральной частью котлована, ближе к южному углу постройки. Он представлял собой пятно сильно прокаленного суглинка размерами 0,50 х 0,50 м и был покрыт тонким слоем золы. Многочисленные фрагменты керамики концентрировались по двум уровням. Основная ее часть находилась непосредственно на слое пола, несколько меньшее количество (а также многочисленные кости животных) залегало по дну котлована.
Котлованы с идентичным (описанным выше) заполнением, т. е. со следами просевших полов и развалами отопительных сооружений над ними, были отмечены и в ряде других случаев. Это ямы 30 и 40 раскопа 1993 г. на поселении у д. Торхово, яма 33 того же поселения раскопа 1997 г. и ямы 30, 33 поселения у д. Уткино. Исходя из того, что длина котлованов почти равна длине стен, можно говорить о приблизительных размерах наземных частей построек. Они колеблются в пределах от 3 х 3 м до 4 х 4 м, что близко к соответствующим показателям углубленных жилищ.
Сложность вычленения построек рассмотренного типа не позволяет с уверенностью говорить об аналогиях им. Возможно, на ряде памятников подобные сооружения не были интерпретированы как жилые. Территориально ближайшая идентичная постройка хорошей сохранности была исследована на роменском поселении у д. Тазово на р. Тускарь (приток р. Сейм). Однако она датируется более поздним временем — концом X — 1-й пол. XI вв.
Реконструировать жилища указанного типа можно исключительно как срубные наземные постройки. Их пол, в отличие от построек первого типа, очевидно, залегал на уровне древней дневной поверхности. Печь, во всех известных случаях сложенная из камней, стояла на перекрытии неглубокой подпечной ямы, занимавшей до половины площади жилища.
Реже других фиксируются постройки третьей категории, не имевшие углубленных в землю частей. Однако сам факт их широкого распространения в рассматриваемый период не вызывает сомнений. Об этом говорят многочисленные следы развалов отопительных сооружений с повышенной концентрацией находок около них, отмеченные на всех трех поселениях. Судя по кратким публикациям С. А. Изюмовой, полностью наземные постройки являлись основным типом жилых сооружений на Супрутском поселении. Но материалы отчетов этого автора показывают, что к категории наземных зачастую относились постройки, имевшие углубленную в культурный слой жилую или нежилую часть. Кроме того, параметры большинства действительно наземных построек определялись крайне субъективно, чаще всего путем произвольного соединения некоторых из многочисленных столбовых ям. Таким образом, материалы этого уникального памятника для характеристики наземных жилых построек оказываются малопригодными. Можно лишь отметить большое количество жилищ данной категории на памятнике.
Сохранность культурного слоя поселения у д. Уткино, практически полностью уничтоженного распашкой, не способствовала фиксации наземных сооружений. Лишь в одном случае, в раскопе 2, удалось проследить часть нижних венцов сруба. Следы горелых плах обозначали восточный угол какой-то постройки, ориентированной углами по сторонам света и, судя по длине наиболее сохранной северо-восточной стенки, имевшей размеры не менее 3,10 х 3,10 м. В углу сооружения находилось скопление лепной керамики. К сожалению, в связи с характером рельефа на этом участке раскопа вся юго-западная часть постройки была полностью уничтожена распашкой. Поэтому говорить о жилом или хозяйственном назначении постройки не представляется возможным.
Невыразительные следы наземных построек были зафиксированы еще на нескольких участках раскопов поселения. Так, над центральной и восточной частями заполнения полуземляночной постройки 1, непосредственно под пахотным слоем, находилась тонкая прослойка обожженной материковой супеси. Эта прослойка несколько выходила за пределы постройки 1. В восточной части на прослойке было отмечено пятно прокаленной глины неправильной формы размерами приблизительно 0,6 х 0,6 м, на нем были найдены отдельные камни и развалы нескольких лепных сосудов. С остатками отопительных сооружений можно связать также некоторые развалы обожженных камней и пятен прокаленной глины. Однако нельзя исключать и того, что эти развалы относились к отдельно стоящим «летним» печам, достаточно распространенным на роменских памятниках.
На поселении у д. Торхово слой по большей части также был уничтожен распашкой, но ближе к склону площадки поселения он сохранился намного лучше. Поэтому здесь удалось проследить остатки как минимум трех наземных жилищ. Наиболее сохранным из них можно считать жилище, исследованное В. П. Гриценко в южной части раскопа 2 (1993 г.) и обозначенное в отчете как «печь 3». Постройка в южной своей половине была прорезана позднейшими, также славянскими сооружениями, с востока частично повреждена хозяйственной ямой 42. Несмотря на утраты, параметры сооружения определяются достаточно надежно. Жилище имело прямоугольную в плане форму и было ориентировано стенами по сторонам света. Его размеры по линии запад—восток составляли 3,70—3,80 м, по линии север—юг превышали 3,10 м и, вероятно, также были около 4 м. Печь находилась в северо-восточном углу постройки. Общие размеры развала камней составляли 1,50 х 1,80 м. В нижней части развала залегали самые крупные камни (до 0,40 м в поперечнике). Устье печи шириной до 0,50 м выходило на юг. Под, представлявший собой пятно сильно прокаленного материкового суглинка, имел прямоугольную в плане форму размерами 0,75 х 0,50 м по линиям север—юг и запад—восток соответственно. От стен постройки сохранились следы горелых бревен нижнего венца сруба вдоль северной и отчасти западной стен. Под северо-западным и юго-западным углами сруба прослеживались столбовые ямы. Возможно, они являлись следами «стульев», однако с уверенностью это утверждать нельзя, поскольку четкой стратиграфической связи ям с постройкой прослежено не было. Пол жилища фиксировался в виде тонкой, до 0,10 м, золисто-углистой прослойки. Следы еще одной наземной постройки были зафиксированы в непосредственной близости от описанной выше к северу. Она залегала в верхней части культурного слоя над заполнением раннего полуземляночного жилища (ямой 35). Сохранность этого сооружения не позволяет с уверенностью относить его к категории полностью наземных, поскольку в северной его половине, под развалом печи, фиксировалось некое углубление, которое можно интерпретировать и как особенность древнего рельефа местности, и как искусственную подпечную яму.
В плане постройка фиксировалась по пятну углей, печины, переотложенного материкового суглинка и многочисленных обожженных камней. Пятно имело неправильную форму, и об ориентации постройки можно судить лишь по линзам угля, залегавшим по направлению северо-запад—юго-восток и, вероятно, соответствовавшим юго-западной стене сооружения…
Общая тенденция быстрого перехода от углубленных жилищ к наземным может объясняться прежде всего особенностями природных условий региона. Средние показатели температуры зимой в Тульской области на 2—3 градуса ниже, чем на ближайших славянских территориях Северской земли и Воронежского Подонья. С другой стороны, все памятники бассейна Упы расположены исключительно в лесной зоне, что позволяло в неограниченном количестве использовать древесину как для сооружения построек, так и для их обогрева.
Наиболее интенсивные следы производства железа фиксируются на поселении у д. Торхово. В слоях этого памятника в большом количестве встречаются куски руды, шлаки, мелкие выплески железа. Вероятно, это объясняется близостью залежей железной руды, выходы которой имеются в непосредственной близости от поселения, в обрывах берегов р. Синяя Тулица. Именно здесь в 1632 г. были основаны первые в России железоделательные заводы. Исследованный на памятнике комплекс, который можно связать с первичной выплавкой железа, стратиграфически относится к ранним этапам существования славянского поселка.

Погребальный обряд

Притом, что в бассейне Упы отдельные курганы и небольшие, до десяти насыпей, могильники известны более чем в 20-ти пунктах, профессиональных раскопок этих памятников почти не производилось. Сказать что-либо определенное об их хронологии и характере погребального обряда не представляется возможным. На сегодня большинство курганов в той или иной степени разрушено кладоискательскими разрытиями, и потому нет надежды на то, что ситуация принципиально изменится в будущем.
Малое содержание инвентаря позволяет говорить об относительной хронологии погребений лишь в самых общих чертах. С ранним этапом могут быть соотнесены курганы, содержавшие материалы салтовского круга древностей. Наиболее часто в погребениях встречаются стеклянные бусы, близкие по типам к бусам Крыма, Кавказа, салтовских памятников Подонья. Горшки характерны для культур степной зоны, где они датируются преимущественно VIII—IX вв.
Все перечисленные выше погребения совершены по обряду кремации на стороне. В большинстве насыпей прослежены остатки деревянных сооружений в виде кольцевых оградок, реже — домовин…
Наиболее яркими и самобытными могут считаться лучевые серьги, чаще называемые височными кольцами (Колты). Это название, ставшее традиционным, вряд ли отражает действительное назначение вещей, особенно на ранней, роменской стадии. Прототипы этих украшений, а также типологически близкие синхронные предметы, широко распространенные у южных и западных славян, определяются исследователями как серьги. Более поздние крупные семилопастные кольца, как показало исследование А. С. Агапова и Т. Г. Сарачевой, тоже носились в ушах. Таким образом, не имеется никаких оснований выделять эту группу украшений из категории серег. (В сомнении).
Серебряные гривны Железницкого клада выполнены из круглого, частично перевитого дрота и имеют застежку в виде петли и граненой «шляпки». Подобные гривны так называемого «глазовского» типа широко распространены в бассейнах Чепца, Вятки и Ветлуги. Гривны «глазовского» типа, свернутые в виде браслета, известны в северо-западных материалах. Наиболее надежно датируемые аналогии имеются в составе денежно-вещевых кладов из Добрино (841/42 г.) и Ральсвека на о. Рюген (849 г.). Исследователи относят подобные вещи, найденные в Шверинцбурге на Балтийском побережье Германии и на о. Эланд, к X в.
Единственная бронзовая гривна была найдена на костяке в слое пожара Супрутского городища, но, к сожалению, она до сих пор не опубликована, находится в экспозиции ГИМ. Поэтому можно лишь отметить, что она была выполнена из ромбического в сечении дрота, раскованного в затылочной части, и имела замок в виде раскованного в верхней части крючка и петли в виде буквы М. Петли такого типа весьма архаичны и наиболее присущи гривнам из круглого перевитого дрота. Неперевитый дрот ромбического сечения появляется несколько позже и характерен для гривен 2-й пол. IX—XI вв. Сочетание раннего типа замка и относительно позднего сечения дрота позволяет отнести находку ко 2-й пол. IX — 1-й пол. X вв.
Бусы из сердолика, хрусталя также необычайно широко распространены в древностях Европы от Кавказа до Скандинавии. Временем наибольшего их распространения можно считать VIII—IX вв.
Фибулы имели выпукло-вогнутое сечение дуги и полые внутри головки. И дуга, и головки покрыты орнаментом. Подобные фибулы известны в материалах памятников XI- XII вв. северных районов Руси.
Все бубенчики, найденные как в слое городища Тимофеевка, так и на поселении Бутиково, относятся к типу грушевидных крестопрорезных. Они были широко распространены по всей территории Руси с конца X — по начало XII вв.
Очевидно, найденные гирьки весом 8, 16, 24, 32, 40 г являются составляющими основы некой весовой системы.
В кон. XIX в. существовало несколько разновидностей игры в «бабки» — «кон», «поджошка», «пристенок», «катошки» и др. В подавляющем большинстве случаев, за исключением двух астрагалов Животинного городища, знаки наносились лишь на одну поверхность, соответствующую положению «жох» («жех»). Это дает основания предполагать, что «бабки» не разбивались битой, а метались наподобие игральных костей. Вероятно, в рассматриваемое время игра в «бабки» («козны», «лодыги», «шляки») являлась основной азартной игрой, а не детской забавой, как это фиксируется для нач. XX в.

О нашем, Жоховском житие. «Наиболее удачной комбинацией считается случай, когда все четыре «бабки» выпадают в положении «жох» («овцы» — в монгольской терминологии).» У них «овцы», а у нас «сжег» и обнулился.

«… согласно описанию путешествия из Москвы в низовья Дона, составленному дьяконом Игнатием Смоленским в 1389 г., по завершении волока суда были спущены на воду в одном дне пути выше Старого Данкова (Кир-Михайлов?), и лишь от означенного пункта началось нормальное движение по р. Дон. Данков, служивший впоследствии пунктом начала судоходства по р. Дон, вряд ли может рассматриваться как таковой для более раннего периода. Небольшие суда с неглубокой осадкой могли подниматься вплоть до устья р. Люторичи и далее проводиться до Иван-озера. Существование судоходства в верховьях Дона косвенно подтверждают сохранившиеся там топонимы Кораблино и Лодьино… . Это позволяет предположить связь между ними с использованием волоков и существование маршрутов, альтернативных пути Дон—Иван-озеро—Шат—Упа. Количество таких теоретически возможных путей весьма велико, причем не все они связаны с бассейном Упы. Так, Н. П. Загоскин допускал «шесть версий сближения между собою рек донского и окинского бассейнов». Три из них связаны с левыми притоками Дона и так или иначе выходят на Оку по рекам Пара и Проня в районе Старой Рязани. Это направление находится за пределами настоящего исследования, но представляет интерес в плане изучения изменений торговых путей в X в. За пределами изучаемого региона находится и предполагаемый путь по рекам Красивая Меча—Зуша-Ока. Несмотря на это, данный маршрут мог входить в единую систему с путями, пролегавшими через бассейн Упы. Непосредственно с Упой связаны два пути, возможность существования которых предположил Н. П. Загоскин. Это описанный выше путь через Иван-озеро и путь через верховья Красивой Мечи в верховья Упы. В пополнение к вариантам, предложенным Н. П. Загоскиным, можно указать возможность пути Дон—Непрядва—верховья Упы, а также многочисленные выходы с Дона на верховья Уперты. Все отмеченные выше варианты переходов из Дона в Упу подразумевают функционирование волоков. Вопрос в том, могли ли эти волоки существовать теоретически, существовали ли они реально, и если существовали, то, на каком временном отрезке. Говоря о переволоке судов, необходимо учитывать, что на разных участках пути затраты сил и времени могли быть различными. Рассматривая теоретически возможные пути волоков с Дона на Упу, можно выделить три типа участков по сложности их прохождения. К первому, наиболее простому, можно отнести участки рек, по глубине, ширине и извилистости не соответствующих требованиям судоходства, но вполне пригодных для проводки по ним порожних или частично груженых кораблей. К этому типу относятся участки верховьев крупных рек и низовья их притоков. Ко второму типу можно отнести мелкие речки, волок по которым хоть и требовал больших усилий, но все же облегчался использованием свободного пространства русел и заметным уменьшением трения судна о землю. Движение по мелким речкам могло быть обусловлено и отсутствием резких перепадов высот вдоль их русел. К самым трудоемким можно отнести сухопутные участки волоков, проходившие по водоразделам. Определяя протяженность волока, вероятно, следует иметь в вида лишь участки второго и третьего типов, поскольку проводка судов по участкам первого типа не являлась волоком как таковым и снижала скорость движения не столь существенно.
Расстояния, на которые переволакивались целые караваны судов, могут показаться нереальными. Так, во время упоминавшегося выше путешествия 1389 г. флотилия из трех стругов и одного насада была доставлена на расстояние в 140 верст (от Оки до Дона) всего за четыре дня. Следовательно, скорость движения по волоку составляла 35 верст в день. Данные конца XIV в. нельзя безусловно переносить на ситуацию IX в„ однако сама возможность существования столь протяженных волоков и весьма высокая скорость их преодоления не должны остаться незамеченными. Вероятно, и волоки, существовавшие в междуречье Оки и Дона, имели протяженность от 10 до 30 км, а время их преодоления составляло 1—2 дня.
Верховья р. Дон по причине того, что они в значительной мере включены в границы музея-заповедника Куликово поле, обследованы особенно тщательно. При этом лишь четыре поселения, расположенные в устье р. Мокрая Табола, содержали лепную керамику, близкую роменской. Один из этих памятников — селище, перекрытое древнерусским городищем у с. Устье,— достаточно надежно датируется находками трехлопастных стрел и поясной бляшки салтовского типа IX — нач. X вв. Эти поселения расположены в месте возможного разветвления пути по трем направлениям: по р. Мокрая Табола — к верховьям р. Проня, в верховья р. Дон — к Иван-озеру и по р. Непрядва к верховьям р. Упа. Предполагаемый путь через р. Проня выходит за рамки предлагаемого исследования…
Таким образом, развитие материальной и духовной культуры населения бассейна Упы, как и населения всей северной части земли вятичей, значительно отличалось от основных направлений развития большинства древнерусских территорий. Если для Древней Руси в целом XI — нач. XII вв.— время постепенной унификации материальной и духовной культуры, то в рассматриваемом регионе наблюдаются тенденции к обособлению и самоизоляции. Единственное сообщение о событиях этого времени содержится в том же «Поучении» Владимира Мономаха: «въ ВАТИЧИ ходихом ПО ДВЪ ЗИМЪ на Ходоту и на сна его и ко Корьдну ходихъ»

Это о Ватичах - "Ватниках" и два слова от Петра Васильевича Голубовского (1857-1907) - "Печенеги, торки и половцы..." - "Прищуренные славяне Украины Речи Посполитой"

«…Черные клобуки не были особенный какой-нибудь народ, отличный от торков и берендеев, а это название было общим для торков и берендеев, для ковуев и печенегов, и для всех других мелких племен, осевшихся на Руси. Мы приведем выдающияся известия. В 1162 г. у Рюрика были в войсках: берендеи, ковуи, торки и печенеги. Через несколько строк все они названы черными клобуками: "и начама просити черные клобуци у Мстислава наперед, ать соглядаем, княже, велика ли рать". В 1172 г. у Мсьтислава были торки и берендеи. "Торцы и берендичи льстяху им". Об этом братья предупреждают его и говорят: "а черный клобукь нами лестить". Прося читателя за другими фактами обратиться к статье господина Самчевского, мы ограничиваемся приведенными, из которых ясно видно, что имя "черный клобук" имело собирательное значение. Оно было родовым, а все прочие имена являлась видовыми. "Черные клобуки" есть не более как перевод тюркского выражения "каракалпаки" или "кара-тули" – черные шапки. Где же, в каких местностях можно указать поселения этих черных клобуков? Мы уже встречали их на Поросьи и в Переяславском княжестве. В области последнего они кочевали к югу от городов Воиня и Заруба и к северу в окрестностях Баруча и Сакова. Что касается Поросья, то здесь их вежи были главным образом на Белоцерковской степи или Перепетовом поле, в местности, огражденной реками Стугной и Росью. Так мы приводили уже известие летописи, стоящее под 1162 г.: "придоша половци мнози к Гюргеву, и взяша вежи многи по Роту. – черный клобук весь свкупившеся ехаша по них, и постигоша я на Рси". Тянулись их кочевья, и по берегу Днепра. Так в 1193 г. "половци воеваша по Убережи". Убережь, по вполне вероятному объяснению господина Барсова, – побережье Днепра.
Есть несколько фактов, указывающих на пребывание черных клобуков и в городах. Даже есть известие, будто были города, исключительно населенные тюрками. В летописи мы находим, например, такое сообщение: "Половци же взяша 6 городов Береньдичь"… Были и печенеги каневские. Но во всяком случае пребывание черных клобуков по городам в большом или меньшем количестве несомненно. Их князьям давались в управление города. В конце XII столетия мы знаем трех черноклобуцких князей, владевших городами в Поросьи. Кунтувдей сначала сидел в Торческе, затем ему дан был город Дерновый на Роси. Неизвестно, какие города принадлежали Чюрнаю и Кульдеюрю: летопись их не называет. Это были, как видно, люди выдающиеся. Про Кунтувдея летописец говорит, что он "бе муж дерз и надобен в Руси". Его вместе с Кульдеюрем мы видим в походе Игоря Святославича на половцев к Хоролу в 1183 г. О Чюрнае мы ничего не знаем, но по ходу дела с Кунтувдеем объясняется, что он имел также большой вес у князей, ибо по его доносу Святослав Всеволодович арестовал Кунтувдея. Можно предположить, что черноклобуцким князьям давались те города, где в населении преобладал черноклобуцкий – тюркский элемент. Хотя не в таком количестве, как на Поросьи и в Переяславской области, поселения тюрков были и в других областях. Так Ковуев мы находим в Черниговском княжестве, берендеев в дружине на Белоозере, а если верить Никоновской летописи, то печенеги служили князьям Рязанским…

"Се бо два сакола слетеста с отня стола злата поискаши града Тьмутароканя, а любо испити шеломом Дону" и цетрализовать Русь.

«Идею централизации, как одну из детальных идей самовластной тенденции, некоторые князья, как Святополк, прозванный окаянным, старавшийся перебить князей, как Мономах, как Мстислав, его сын, отправлявший в ссылку князей, как Андрей, выгнавший своих братьев и племянников и посылавший сказать князьям: "не велю вам быть в Русской земле: не хо́дите в воле моей"; как его брат, Всеволод, задавивший Рязань, заковывавший и садивший князей в погреба, – старались проводить. Если в домонгольский период не удалась централизация, если в самой Суздальской области после Всеволода мы видим вновь дробление на уделы, это только показывает, что сторонников этой идеи ни в современном обществе, ни среди князей, ни среди народа не было. Внушало и поддерживало ее только духовенство, усвоившее византийские традиции… Когда Суздаль сильно стал теснить землю Рязанскую, стремясь сделать ее князей подручниками своего, то и тут вспыхивает идея централизации. Проводниками ее являются здесь два князя: Роман и Глеб. Стараясь осуществить свой план – уничтожения уделов в своей земле, – князья опираются на отряды кочевников. В 1156 г. Изяслав Давидович ведет их против своего племянника, Святослава Владимировича. Глеб Рязанский при помощи половцев перебил шесть удельных князей своей области. Но еще более сильную поддержку находят у степняков те, кому приходилось бороться против централизации. В борьбе с Изяславом Черниговским князю новгород-северскому помогают его дядья по матери половчанке…

Судьбы окраинного славянского населения.

Мы видели, с каким трудом Северской земле удалось выдвинуть свою колонизацию на юг. Это произошло лишь в XII в. Русь стала ближе в Подонью, к берегам Азовского моря. Но от появления печенегов в IX в. до указанных успехов северян прошло двести с лишним лет. Все это время славянское население оставалось почти беззащитным. Вышедши из-под покровительства Хазарской державы, оно могло бы рассчитывать на помощь и защиту Руси, образовавшей на Таманском полуострове удельное княжество Тмутораканское. Может быть, в княжение там Мстислава, энергичного воителя, славяне Подонья и пользовались некоторой безопасностью, но и он, и последующие князья, появлявшиеся в Тмуторакани, интересовались более делами на Руси: их тянуло к Днепру. После 1024 г. до 1054 г., в продолжение тридцати лет, там князя не было. Мы не знаем даже, был ли там посадник. Затем начинается быстрая смена князей, которые являлись туда на время, для своих личных целей, чтобы запастись средствами для борьбы с своими противниками на Руси. Правда, появлялись между ними и люди, от которых можно было ожидать защиты. Таков, например, был Ростислав Владимирович, но он прокняжил в Тмуторакани всего два года, и то с перерывом. Утвердившиеся там в семидесятых годах XI в. Святославичи, Олег и Роман, были заняты борьбой с великими князьями киевскими. В последний раз Тмуторакань упоминается в русской летописи под 1094 г. В этом году Олег покинул ее, чтобы сесть в Чернигове. Но этот славный торговый город продолжал существовать и быть центром торгового движения на юго-востоке.
Таким образом, крайне слабую защиту давала славянскому населению Подонья связь его с Русью. Эта область была уже за границей Русской земли, и последняя не считала себя обязанной подавать ей помощь в борьбе с кочевниками. По дальности расстояния это было и трудно. Славянским поселениям приходилось самим отстаивать себя. Но мирному, земледельческому и торговому населению это было крайне нелегко. Но так как борьба была неизбежна, то прежде всего должно было произойти отступление в более защищенные места. Население сгруппировалось на юге под защитой городов: Тмуторакани и Таны, лежавшей недалеко от устьев Дона. Последний город был также одним из важных торговых центров. Другая часть отступила к северу, где начиналась полоса лесов. Благодаря постоянной борьбе явилась необходимость усвоить себе тактику врагов, перенять их способ владения оружием, ваять их оружие. Но рядом с враждебными столкновениями происходили и мирные сношения, благодаря некоторым общим интересам, торговле. Население Подонья не имело прочной связи с Русью, а потому у него было возможно более скорое и легкое отступление от прадедовских обычаев и усвоение чужих. Если коренная Русь вступала в родственные союзы с кочевниками, то тем более это возможно было здесь, где приходилось быть постоянно вместе. Словом, здесь должен был происходить самый сильный культурный обмен. Если кочевники подвергались культуре оседлого населения, то зато и последнее не оставалось без влияния на него быта кочевников.
В Тмуторакани мы можем видеть разные национальности. Были тут греки, которые составляли торговую часть населения главным образом. Затем славяне, поселившиеся здесь в глубокой древности. Вслед за ними на Таманском полуострове являются готы Тетракситы, явившиеся здесь в III в. За ними сюда явились гунны. Но преобладающим элементом здесь нужно считать славянский, так как поселения их занимали большие пространства по Дону. Когда все южные области подпали под власть хазар, то последние стали жить и в Тмуторакани. Так нам известно, что в дружине Олега Святославича были хазары. Они в Тмуторакани сделали заговор против него, и затем некоторые из них были казнены. Еще при Святославе были покорены яссы, народец, живший по сю сторону Кавказских гор. Это аллане других средневековых писателей. Были подчинены при Мстиславе и коссоги. Весьма вероятно, что из яссов и коссогов были поселенцы в Тмуторакани, ибо коссогов мы наравне с хазарами находим в дружине Мстислава Ярославича в 1024 г. Что из кавказских народцев были переселенцы в Тмутораканскую область, на это есть прямое указание в житии св. мученика Або, где, между прочим, говорится, что один принц карталинский ушел в северную сторону, где жили хазары. Убиение Або относится к 790 г. Тмуторакань была покинута русскими князьями в 1094 г. (Справка: С этого времени в летописи появился топоним Рязань с князем Олегом Святославичем «Захоронения Старой Рязани относятся к захоронениям курганного типа и свойственны славянам не принявших христианство. Ориентация захороненных по линии северо-восток … юго-запад так же относится к славянам «язычникам» ибо так хоронили своих умерших еще 40 000 лет назад (Костенки, Сунгирь)». Неизвестно, сейчас ли она (Тмуторакань) подчинена была половцами, но договор греческого императора с генуезцами 1178 г., на который мы уже указали, показывает, что Приазовье находилось уже во власти кочевников. Торговые интересы, которым не чужды были половцы, и то обстоятельство, что они сделались хозяевами этих богатых центров, влияли на них в культурном отношении. Кочевники могли подчиняться культуре оседлого населения, жившего в известной местности, которое они нашли тут при своем появлении, вместе с тем и сами влияли на него в культурном отношении. Это происходило всегда и везде. Так из надписей, найденных при раскопках в слободе Недвиговке, видно, что еще в древнее время в Танаисе не только половина населения состояла из варваров, но что и греки, жившие там, значительно удалились от своих отечественных обычаев и ввели между собой в употребление новые собственные имена, и греческий язык подвергся сильной порче. А вот что рассказывает Атталиота, греческий историк XI в.: по Дунаю "лежит много больших городов, население которых принадлежит к различным языкам; им (городам) перешедшие раньше скифы (кочевники) придают скифский образ жизни". Этот факт весьма важен. Он подтверждает сказанное ними. Мы вправе и в Тмуторакане искать образование населения с особым этнографическим типом, которое грек называет "полуварварским" μιζσβάρβαρον. Действительно, какое странное народонаселение находим в Тмуторакани в ХIII в. Вот как описывает ее жителей венгерский монах, посетивший Приазовье в 1237 г. "Ея владетель (dux) и население называют себя христианами, имея книги и священников греческие. Говорят, что князь имеет сто жен; все мужчины бреют головы, а бороды ростят умеренно, за исключением благородных, которые в знак своего благородства над левым ухом оставляют немного волос, причем вся остальная голова обрита"...