Очерки изъ исторіи Рязанской іерархіи. (Часть 2)

...Но при построеніи другого города Рязанской епархіи—Шацка Кассіану пришлось войти въ столкновеніе съ митрополитомъ и отстаивать предѣлы своей епархіи. Шацкъ, входившій въ пограничную черту укрѣпленій, былъ построенъ, по приказанію Грознаго, въ 1552—1553 г. кн. Шестуновымъ на рѣкѣ Шачѣ, въ такъ называемыхъ Шацкихъ воротахъ. Новый городъ, который былъ „великъ и хорошъ", несомнѣнно находился въ предѣлахъ Рязанской епархіи; но для освященія его и выстроенныхъ въ немъ церквей Воскресенской, Никольской и загородной Борисоглѣбской митрополитъ Макарій прислалъ своего священника съ антиминсами. Чѣмъ было вызвано такое дѣйствіе митрополита—желаніемъ ли его подчинить Шацкъ своей власти, или какими-либо другими причинами, остается неизвѣстнымъ. Но еп. Кассіанъ въ этомъ дѣйствіи митрополита увидѣлъ именно намѣреніе присоединить новый городъ къ митрополичьей области и выступилъ на защиту предѣловъ своей епархіи и своихъ іерархическихъ правъ на тотъ же городъ Шацкъ. Онъ написалъ челобитную царю, указывая, что такъ какъ Шацкъ построенъ въ Мещерскомъ краѣ, въ предѣлахъ Рязанской епархіи, то онъ долженъ подлежать вѣдѣнію Рязанскихъ епископовъ; при этомъ Кассіанъ сослался на извѣстную грамоту м. Ѳеогноста, по которой предѣлы Рязанской епархіи простираются до рѣки Большой Вороны, и напомнилъ правила св. Отцовъ, конечно тѣ. въ которыхъ говорится о ненарушимости предѣловъ епархій. Царь призналъ совершенно справедливыми указанія еп. Кассіана и передалъ въ его завѣдываніе гор. Шацкъ. Съ своей стороны и митрополитъ Макарій, конечно, согласно указанію и приказанію царя, призналъ безспорными права Рязанскихъ епископовъ на Шацкъ и, повелѣлъ Кассіанѵ онымъ по всему завѣдывать и управлять". Эта грамота м. Макарія была получена Кассіаномъ, безъ сомнѣнія, въ 1553 году, который былъ послѣднимъ годомъ служенія этого епископа на Рязанской каѳедрѣ. Въ концѣ 1553 года Кассіанъ вмѣстѣ съ другими епископами былъ вызванъ въ Москву на соборъ, созванный по поводу ереси Башкина. Этотъ-то соборъ преимущественно и сдѣлалъ имя Кассіана извѣстнымъ въ исторіи и вмѣстѣ положилъ черное пятно на его память.
Боярскій сынъ Матвѣй Семеновичъ Башкинъ былъ человѣкъ книжный, начитанный и, какъ можно судить по отзывамъ о немъ его духовника священника Симеона, „съ горячимъ религіознымъ чувствомъ и вмѣстѣ съ глубокимъ и живымъ чувствомъ нравственнымъ, человѣкъ, котораго неотступно и настоятельно занимала мысль о своемъ нравственномъ самоусовершеніи". А такое „совсѣмъ необычное дѣло“, какъ „дароваяіе свободы рабамъ, показываетъ въ немъ человѣка, способнаго къ высокому религіозному увлеченію. Подобный человѣкъ естественно, долженъ былъ обладать наклонностію къ тому, чтобы слушать проповѣль противъ внѣшне обрядоваго, мертваго христіанства“ (Башкинъ говорилъ своему духовнику: „Мы христовыхъ рабовъ у себя держимъ, Христосъ всѣхъ братьею нарицаетъ, а у насъ на иныхъ и кабалы, на иныхъ—бѣглыя, а на иныхъ—нарядный, а на иныхъ—полный, а у меня что было кабалъ полныхъ, то есми все изодралъ, да держу своихъ добровольно: добро ему и онъ живетъ, а не добро и онъ куды хочетъ". Мучимый религіозными сомнѣніями, ища разрѣшенія ихъ, Башкинъ видимо обращался съ ними къ разнымъ лицамъ, былъ склоненъ выслушивать разныхъ проповѣдниковъ и при своей увлекающейся натурѣ легко могъ подпадать ихъ вліянію. Такъ действительно и было. Познакомившись съ двумя „латынниками" — Матвѣемъ аптекаремъ и Андреемъ Хотѣевымъ, Башкинъ сильно увлекся ихъ проповѣдію, принялъ отъ нихъ «злое ученіе». Заразился раціонализмомъ. Возможно, что сомнѣнія не оставляли Башкина; возможно, что онъ искалъ подтвержденія своихъ мнѣній, старался провѣрить ихъ и въ этихъ видахъ путешествовалъ въ Заволжье, гдѣ, какъ мы уже знаемъ, допускалась и существовала полная свобода мнѣній. Въ Заволжьѣ Башкинъ бесѣдовалъ съ тамошними вольнодумцами и, можетъ быть, сблизился и объединился съ ними во мнѣніяхъ, а заволжскіе старцы „его злобы не хулили и утверждали его въ томъ. Затѣмъ въ душѣ Башкина видимо произошелъ переломъ. Въ великомъ постѣ 1553 года Башкинъ пришелъ на исповѣдь къ священнику Московскаго Благовѣщенскаго собора Симеону и „великими клятвами и моленіемъ умолилъ его на исповѣдь приняти. Какъ на самой исповѣди, такъ и въ послѣдующихъ бесѣдахъ съ Симеономъ въ его домѣ Башкинъ настоятельно просилъ своего духовника пользовать его „душевнѣ" и „о всемъ наказывати, какъ намъ самимъ жити и людей у себя держати". Такое обращеніе Башкина къ духовнику, приходъ его на исповѣдь показываютъ, что теперь онъ находился на пути возвращенія отъ невѣрія къ вѣрѣ. Священнику Симеону Башкинъ показался необычнымъ духовнымъ сыномъ, такъ какъ высказывалъ какіе-то особые взгляды на христіанскую нравственность и толковалъ Священное Писаніе неправильно, «развратно». Заподозривъ чистоту образа мыслей Башкина, Симеонъ сообщилъ о немъ извѣстному священнику Сильвестру, а послѣдній, уже слышавшій недобрую молву о Башкинѣ, донесъ о немъ царю. Царь приказалъ схватить Башкина в до своего возвращенія въ Москву (онъ собирался поѣхать въ Коломну) велѣлъ отдать его двумъ іосифовскимъ старцамъ — Герасиму Ленкову и Филоѳею (Іолеву, чтобы они производили заключенному допросъ и разсматривали житіе его. Сначала Башкинъ не сознавался ни въ какомъ неправомысліи признавалъ себя православнымъ, но потомъ началъ бесноваться, кричалъ что-то "непотребное и нестройное", слышалъ небесные голоса, повелѣвающіе ему покаяться и открыть своихъ единомысленниковъ; послѣ чего действительно принесъ покаяніе предъ своимъ духовнымъ отцомъ и своею рукою написалъ „о всемъ подлинно—и свое еретичество и хулы и свои единомысленники. Безъ сомненія, Башкинъ изъ страха сначала отрицалъ свое неправомысліе, но потомъ отъ мучительнаго раздумья—сознаваться въ своемъ еретичестве или нетъ,—очевидно, дошелъ до страшнаго душевнаго разстройства, до душевной болезни и, придя въ себя, решилъ чистосердечно покаяться, Башкинъ оказался еретикомъ раціоналистомъ. Онъ не признавалъ Господа Іисуса Христа равнымъ Богу Отцу; св. тело и кровь Христовы въ таинстве Евхаристіи считалъ простымъ хлебомъ и виномъ. отрицалъ таинство покаянія, почитаніе св. иконъ, отеческія преданія и вообще всю внешнюю христіанскую церковь. Государь, услышавъ о появленіи новой ереси, видимо очень сходной съ ересью жидовствующихъ, „содрогнулся душою" и решилъ созвать соборъ для ея осужденія. На соборѣ подъ предсѣдательствомъ митр. Макарія присутствовали русскіе архипастыри: архіеп. Ростовскій Никандръ, епископы—Аѳанасій Суздальскій, Кассианъ Рязанскій, Акакій Тверской, Ѳеодосій Коломенскій и Савва Сарскій съ многочисленнымъ духовенствомъ. Присутствовалъ и царь со своими братьями и боярами. Засѣданія собора происходили въ царскихъ палатахъ. Начались они, безъ сомнѣнія, въ октябрѣ 1553 года, но какого числа, въ точности неизвѣстно, и продолжались въ слѣдующемъ 1554 году. Одно изъ засѣданій собора, можетъ быть, именно первое, происходило 25 октября. Для обличенія новой ереси на соборъ была принесена книга преп. Іосифа Волоколамскаго. Ясный знакъ, что соборъ смотрѣлъ на лжеученіе Башкина, какъ на продолженіе или отрасль ереси жидовствующихъ. Въ качествѣ обвиняемыхъ предъ соборомъ предстали—Башкинъ и оговоренныя имъ лица, преимущественно изъ заволжскихъ старцевъ, но въ какомъ числѣ,—нѣтъ свѣдѣній. Въ частности извѣстны: Артемій, бывшій игуменъ Троице-Сергіева монастыря, съ своимъ ученикомъ Порфиріемъ Ѳеодоритъ, креститель Лопарей, а потомъ настоятель Суздальскаго Спасо-Евѳиміева монастыря, монахи—Савва Шахъ и Исаакъ (Іоасафъ) Бѣлобаевъ. Изъ этихъ подсудимыхъ только объ одномъ Артеміи мы знаемъ, какія были возводимы на него обвиненія. Въ чемъ обвиняли другихъ подсудимыхъ, совсѣмъ неизвѣстно. Сами они, не исключая и Артемія, не признавали себя виновными почти ни въ чемъ и рѣшительно отвергали обвиненіе въ еретичествѣ. Дѣйствительно нужно думать, что они были не столько виновны, сколько оклеветаны и прежде всего Башкинымъ, который могъ дѣйствовать по наученію наблюдавшихъ за нимъ іосифовскихъ старцевъ, а эти послѣдніе увидѣли, что имъ представляется очень удобный случай нанести тяжелый ударъ заволжскимъ старцамъ, своимъ противникамъ по вопросу о монастырскомъ вотчиновладѣніи. Несомвѣнно, что даже по мнѣнію самихъ членовъ собора улики противъ нѣкоторыхъ подсудимыхъ были очень недостаточны и обвиненія не доказаны. Наприм., Ѳеодоритъ, хотя и былъ осужденъ на заключеніе въ Кирилловъ Бѣлозерскій монастырь, но вскорѣ прощенъ митрополитомъ и потомъ въ качествѣ посла былъ отправленъ къ Константинопольскому патріарху самимъ царемъ. Едва ли такая честь была бы предоставлена еретику, хотя бы и покаявшемуся. Объ Исаакѣ Бѣлобаевѣ "сказаніе" о соборѣ на Башкина, очень неблагосклонное къ судившимся на этомъ соборѣ, говорить, что онъ лишь „нѣчто развращалъ отъ церковныхъ законъ" (при чемъ не указывается и это „нѣчто"), а отсюда до обвиненія въ ереси очень далеко. Мы не знаемъ, какъ смотрѣли наши іерархи, члены собора, на подсудимыхъ, изъ которыхъ нѣкоторые были видимо оклеветаны, а нѣкоторые, какъ Ѳеодоритъ, просвѣтитель лопарей, несомнѣнно были достойны полнаго уваженія за свою дѣятельность; всѣ ли архипастыри осуждали этихъ лицъ или различали дѣйствительно виновныхъ отъ менѣе виновныхъ; но Кассіанъ, епископъ Рязанскій, какъ ученикъ заволжскихъ старцевъ, конечно, не могъ смотрѣть слишкомъ строго на всѣхъ обвиняемыхъ, не могъ не сочувствовать нѣкоторымъ изъ нихъ. "Сказаніе" о соборѣ на Башкина и увѣряетъ, что Кассіанъ началъ "поборати по еретицѣхъ", а проф. Голубинскій говорить даже, что онъ „начать защищать всѣхъ еретиков». Конечно, это—большая неправда, очень понятная въ устахъ автора „сказанія", который даетъ знать въ себѣ усерднаго іосифлянина, но совершенно непонятная въ устахъ ученаго историка, большого скептика. Если бы Кассіанъ на самомъ дѣлѣ защищалъ всехъ еретиковъ, начиная съ Башкина, то для всего собора было бы слишкомъ очевидно, что онъ рѣшительный единомысленникъ съ Башкинымъ, такой же еретикъ, какъ и этотъ послѣдній, и несомнѣнно и царь и митрополитъ низвели бы его изъ числа членовъ собора въ разрядъ подсудимыхъ и обвиняемыхъ, при чемъ улики противъ него были бы прямо налицо и отвергнуть ихъ было бы трудно. Но этого не случилось: Кассіанъ до конца собора оставался въ числѣ членовъ его, чѣмъ съ полною рѣшительностію опровергается указанное мнѣніе. Въ чемъ же могли усмотрѣть у Кассіана „побораніе по еретицѣхъ"? Прежде всего въ томъ, какъ указываетъ „сказаніе“ о соборѣ на Башкина, что Кассіанъ выступилъ защитникомъ старца Исаака Бѣлобаева. Бѣлобаевъ, какъ уже извѣстно, былъ духовнымъ отцемъ, наставникомъ Кассіана по монашеству. Кассіанъ, безъ сомнѣнія, прекрасно зналъ своего „старца", его убѣжденія и всѣ обвиненія на него могъ рѣшительно считать клеветой. Защита Бѣлобаева, для Кассіана, какъ ученика его, была даже и самозащитой. Такое заступничество за своего наставника нисколько не могло повредить Кассіану и уже совсѣмъ не можетъ свидѣтельствовать объ его еретичеетвѣ, тѣмъ болѣе, что противъ Бѣлобаева, какъ уже знаемъ, и не было почти никакихъ уликъ. Онъ, какъ кажется, былъ оставленъ даже совсѣмъ безъ наказанія и возможно, что вслѣдствіе заступничества за него еп. Кассіана. Можетъ быть, Кассіанъ говорилъ что-нибудь на соборѣ въ защиту и другихъ лицъ, кромѣ Исаака Балобаева, напр., Ѳеодорита и даже Артемія, который совсѣмъ не признавалъ себя виновнымъ (Артемій, осужденный соборомъ строже другихъ подсудимыхъ, былъ несомнѣнно православный; но, вѣроятно, любилъ вообще повольнодумствовать о священныхъ предметахъ вѣры) и это-то обстоятельство могло дать автору „сказанія" поводъ говорить, что Кассіанъ „начать поборати по еретицѣхъ" (о всѣхъ еретикахъ здѣсь не говорится), „паче же по своемъ старцѣ по Исацѣ Бѣлобаевѣ" Затѣмъ, „побораніе но еретицѣхъ" у еп. Кассіана авторъ „сказанія" о соборѣ на Башкина усматриваете въ томъ, что Касеіанъ „начать хулити книгу Іосифа Волоцкаго на ереси Новгородскихъ еретиковъ", которую „Благовѣрный царь и митрополитъ Макарій и весь соборъ зѣло похвалиша“. Въ чемъ выразилась хула Кассіана на книгу преп. Іосифа, опять неизвѣстно. Говорятъ, что Кассіанъ называлъ „свидѣтельства этой книги неподлинными, доказывалъ, что не вездѣ въ ней подобраны свидѣтельства вѣрныя, но о какихъ свидѣтельствахъ пр. Іосифа онъ говорилъ, остается неизвѣстнымъ. Что еп. Кассіанъ, какъ ученикъ заволжскихъ старцевъ, относился критически къ книгѣ преп. Іосифа Волоколамскаго, это вполнѣ естественно и понятно. Заволжскіе иноки и іосифляне по нѣкоторымъ вопросамъ, особенно—о монастырскомъ вотчиновладѣніи и о наказаніи еретиковъ расходились между собою до явной вражды, которая была перенесена даже и на литературную почву. Но критическое отношеніе къ книгѣ преп. Іосифа не есть еще хула на нее. Нѣтъ основаній утверждать, что замѣчанія Кассіана объ этой книгѣ отличались излишней рѣзкостію, допустить которую было неприлично и неудобно въ присутствіи царя и цѣлаго собора. Кассіанъ могъ указывать и доказывать невѣрность приводимыхъ (конечно, только нѣкоторыхъ) свидѣтельствъ у преп. Іосифа, но не могъ осуждать его догматическое ученіе, въ противномъ случаѣ его самого уличили бы въ неправославіи и этого было бы достаточно для нреданія его суду вмѣстѣ съ другими еретиками. Авторъ „сказанія" о соборѣ на М. Башкина нарочито отмѣчаетъ, что Кассіанъ хулилъ „преподобная" и его писанія и за эту хулу Богъ послалъ ему „жезлъ наказанія“ . Но несомнѣнно, что Кассіанъ не смотрѣлъ и не могъ смотрѣть на сочиненіе преп. Іосифа, какъ на святоотеческое, такъ какъ преп. Іосифъ тогда еще не былъ канонизованъ даже и для мѣстнаго чествованія, несмотря на усердныя старанія іосифлянъ о его прославленіи. А если хулы Кассіана на преп. Іосифа дѣйствительно были такъ велики и сильны, что ихъ не потерпѣлъ и милосердный Богь и послалъ Кассіану „жезлъ наказанія", то почему же люди, въ лицѣ царя, митрополита и всего собора, милосердіе которыхъ не можетъ быть выше Божественная, стерпѣли такія хулы, и не употребили противъ хулителя свой „жезлъ наказанія"?.. Послѣдующая судьба Кассіана (и именно она-то) дала поводъ къ мысли, что онъ, не судимый, не осужденный, не наказанный людьми, былъ обличенъ и наказанъ Богомъ. Это наказаніе Кассіана свыше, по словамъ „сказанія" о соборѣ на М. Башкина, состояло въ томъ, что „отъятся ему рука, тако же и нога, и не могій языкомъ глаголати и бысть разслабленъ" Кассіанъ, такимъ образомъ, по „сказанію", былъ разбить параличемъ. Въ этомъ-то обстоятельствѣ и увидѣли Божіе наказаніе ему за „побораніе по еретицѣхъ“ и за хулу на преп. Іосифа. Конечно, это только человѣческая догадка. Кто же можетъ несомнѣнно знать, за что наказанъ еп. Кассіанъ? Кому открыты неисповѣдимые пути Божественнаго Промысла, Божественные планы и намѣренія?... Съ Кассіаномъ параличъ случился, безъ сомнѣнія, по окончаніи соборныхъ засѣданій по дѣлу Башкина и его единомысленниковъ, такъ какъ извѣстно, что Кассіанъ оставался на соборѣ до самаго конца его, что было бы невозможно для человѣка лишившагося употребленія руки, ноги и языка. А когда окончился соборъ на Башкина и его сообщниковъ, точно неизвѣстно. Самъ Башкинъ былъ осужденъ въ декабрѣ 1553 года и 22 числа этого мѣсяца привезенъ въ заточеніе въ Іосифовъ Волоколамскій монастырь Но засѣданія собора и послѣ того продолжались. 14 января 1554 г. былъ вынесенъ приговоръ собора о трехлѣтней епитиміи дьяку Висковатому. А 24 января подписана грамота объ Артеміи, обвиняемомъ вмѣстѣ съ Башкинымъ и сосланномъ въ Соловецкій монастырь. Когда были осуждены другіе подсудимые, не знаемъ. Наказаніемъ для всѣхъ осужденныхъ было неисходное заключеніе въ монастыряхъ, „да не сѣютъ злобы своея роду человѣческому“ (Артемій, какъ сказано, сосланъ въ Соловецкій монастырь, изъ котораго потомъ бѣжалъ, очевидно при содействіи сочувствующихъ ему лицъ, въ Литву; Ѳеодорятъ—въ Кирилло-Бѣлозерскій монастырь, но скоро былъ освобожденъ; Савва Шахъ—въ какой-то Ростовскій монастырь.) Нѣсколько позднѣе предъ соборомъ предстали новыя лица—Ѳеодосій Косой съ другими старцами; но Кассіанъ не участвовалъ въ соборныхъ засѣданіяхъ по дѣлу этихъ еретиковъ. На Рязанской каѳедрѣ онъ былъ уже замѣненъ новымъ епископомъ Гуріемъ, который былъ избранъ и поставленъ (17 марта 1554 г.), безъ сомнѣнія, іерархами, составлявшими соборъ на Башкина и его единомысленниковъ. Разбитый параличемъ, не владѣвшій рукою и ногою, „не могій глаголати, Кассіанъ, конечно, не могъ уже оставаться на архіерейской каѳедрѣ; но самъ ли онъ удалился съ нея по неспособности къ управленію, или же былъ удаленъ, на этотъ вопросъ отвѣчаютъ неодинаково. По мнѣнію однихъ, Кассіанъ самъ оставилъ свою епископію и отошелъ въ монастырь другіе говорятъ, что Кассіана „отставили царь и митрополитъ. Есть даже мнѣніе, что этотъ епископъ не только былъ „отрѣшенъ, но и лишенъ сана за ересь и сосланъ въ Кирилло-Бѣлозерскій монастырь" (Воздвиженскій также говорить, что Кассіанъ былъ отлученъ, но причиной тому выставляютъ мщеніе Рязанскому епископу со стороны митр. Макарія) Въ данномъ случаѣ нужно дать полную вѣру „сказанію“ о соборѣ на Башкина, которое говорить, что Кассіанъ „остави епископіюи отыде въ монастырь, слѣд., сдѣлалъ это добровольно. Если такъ говорить враждебное Кассіану „сказаніе”, то и не можетъ быть никакого сомнѣнія въ томъ, что этотъ архипастырь самъ отказался отъ каѳедры. И уже совершенно ложно мнѣніе, будто Кассіанъ былъ отрѣшенъ отъ каѳедры и даже лишенъ сана за ересь н сосланъ въ монастырь. Такъ какъ Кассіана не судили, то не могли и осуждать, особенно за ересь, о которой никто изъ современниковъ этого епископа и не знаетъ. А извѣстное "сказаніе" ясно даетъ понять, что Кассіанъ не былъ лишенъ епископскаго сана. Оставивъ архіерейскую каѳедру, что случилось въ январѣ—февралѣ 1554 года, Кассіанъ удалился въ одинъ изъ заволжскихъ монастырей, на „свое постриженіе", и вѣроятно въ знаменитый Кирилло-Бѣлозерскій. На покоѣ онъ прожилъ еще нѣсколько лѣтъ. Нужно думать, что здоровье его по удаленіи съ каѳедры даже улучшилось. „Сказаніе" о соборѣ на Башкина передаетъ, что Кассіанъ, находясь на покоѣ, началъ „развращеніе глаголати—не нарицалъ Христа Бога Вседержителемъ. Ясный знакъ, что Кассіанъ, прежде „не могій глаголати", сталъ опять говорить. Затѣмъ „сказаніе" сообщаетъ, что этотъ, разбитый параличемъ, епископъ „некогда иде помолитися къ Димитрію Прилуцкому". Если это правда, то, значить, Кассіанъ могъ владѣть и тою ногою, которую поразилъ параличъ. Несомнѣнно, что свидетельство „сказанія”, будто Кассіанъ по оставленіи каѳедры „ино развращеніе начать глагоголати" о Христѣ, не только весьма подозрительно относительно достоверности , но и прямо ложно. Само „сказаніе" уличаетъ себя, когда говорить далее, что Кассіанъ ходилъ молиться преп: Димитрію Прилуцкому. Разве человекъ, унижающий Божественное достоинство Христа, сталъ бы признавать святость угодниковъ Божіихъ и предпринимать путешествія для поклоненія ихъ мощамъ?.. Какъ бы поправляя себя, „сказаніе“ говорить, что Кассіанъ ходилъ въ ІІрилуцкій монастырь не столько молиться преподобному Димитрію, сколько „ругатися и сваритися тамо на епископа", которому съ гордостію говорилъ: „чего ради не встрѣчаеши мене? Азъ тебѣ старѣе". Допустимъ, что у Кассіана при посѣщеніи имъ Прилуцкаго монастыря произошло изъ-за чего-то столкновеніе съ епископомъ (конечно Вологодскимъ. каковымъ былъ тогда Кипріанъ, но можно ли допустить, что Кассіанъ ходилъ къ Димитрію главнымъ образомъ за тѣмъ, чтобы ругаться съ епископомъ? Вѣроятна ли, мыслима ли такая цѣль дальняго, очень труднаго (особенно для Кассіана) путешествія?.. Если „сказаніе“ передаетъ фактъ, то слѣдуетъ думать,что Кассіану въ Прилуцкомъ монастырѣ не оказали хорошаго пріема и должнаго уваженія, какъ епископу, можетъ быть, потому, что смотрѣли на него подозрительно, какъ на человѣка, наказаннаго Богомъ; а больной и, конечно, очень раздражительный Кассіанъ счелъ себя обиженнымъ и высказалъ свое неудовольствіе въ формѣ довольно рѣзкой самому епархіальному владыкѣ. Еп. Кассіанъ, по нѣкоторымъ извѣстіямъ, скончался 21 октября 1556 года. Въ Синодальной библіотекѣ нынѣ находится „лѣтописецъ объ Александрѣ Македонскомъ", который „далъ Кассіанъ, владыко Рязанскій и Муромскій, въ лѣто 7065) (Сентябрьскій 7065 г. соотвѣтствуетъ 1556—1557 г.). Не было ли это пожертвованіе сдѣлано предъ кончиною? „Сказаніе" о соборѣ на Башкина о смерти Кассіана передаетъ слѣдующее: „злѣ разврати животъ свой, обративши ся главе его назадъ и тако злѣ умре". Если это справедливо, то Кассіана постигъ новый апоплексическій ударъ, котораго, конечно, вполнѣ можно было ожидать. Погребенъ еп. Кассіанъ въ Кирилло-Бѣлозерскомъ монастыре»

Н. Левитскій.

P.S. Если мы откроем страничку "100 лет Славы" т.е. воеводский список г. Михайлова за 1568 год, то прочитаем: В опальном поминальном синодике царя оказалось имя "старца Денеся с Михайлова города. Видимо, убиенного в связи с низложением Филиппа Колычева, епископа Новгородского." Мы считаем, что это продолжение расправы 1551-1553 гг.

Этот очерк является послесловием к "Мужицкому празднику 23 февраля". Поздравляем всех служивших в СССР, и особенно:
Абашкина Евгения Эдуардовича, уроженца Мшанки (Николаевки) и
замечательного Рязанского земляка Николая Николаевича Платошкина.