Несколько слов о себе.

Я считаю необходимым в нескольких словах изложить свое политическое кредо и отношение к украинскому национальному движению, так как иначе будет не вполне понятна моя позиция в Комитете Освобождения народов России. Я принадлежу к тем украинцам, которые любят и уважают свою родную украинскую культуру, но в то же время с не меньшим уважением и любовью относятся и к культуре русской. Я принадлежу к тем украинцам, которые всё свое образование получили на русском языке, которые воспитались на идеалах русских писателей, переросших узконациональные рамки и ставших достоянием общечеловеческой культуры. Я принадлежу к тем украинцам, которые не относятся с враждой ко всему, что имеет хотя бы малейшее отношение к русскому; я не принадлежу к тем зоологическим националистам, которые готовы во всех своих несчастьях винить русский народ, а не тот проклятый советский режим, под бременем которого страдают сейчас народы России. Разве Соловки, Беломорский канал, Колыма и прочие голгофы усеяны костьми и политы кровью узников только одного украинского народа, а не всех народов и больше всего русского? Нет, советско-большевистская диктатура одинаково гнетет все народы.
Гнусной ложью являются пропагандистские утверждения, что русский народ и, в частности, русская интеллигенция примирились в своей массе с большевистской диктатурой и в большинстве поддерживают ее. Я не имею ни права, ни смелости бросить камнем даже в тех интеллигентов, которые из страха репрессий замкнулись в свою скорлупу и прячут свое «я» за трескучим шаблоном советской фразеологии. Я знаю, что такое террор НКВД, ибо я жил под ним 25 лет.
Наряду с этим я считаю совершенно неоспоримым существование украинского народа, имеющего право на свой язык и свою культуру. К сожалению, последние три четверти века усиленной русификации, проводившейся тоталитарной царской властью (хотя по сравнению с кровожадным большевизмом царский режим является сейчас невинным голубком), значительно подорвали украинскую культуру, но, несомненно, эта культура расцветет пышным цветом в условиях демократического государства. Я признаю также неоспоримое право украинцев на свое самостоятельное государство в том случае, если народ этого захочет. Я лично не считаю таким уж смертным грехом и сосуществование с Россией на федеративных началах — конечно, только в том случае, если будет обеспечено демократическое государство. Честно говоря, я вообще не представляю себе самостоятельной Украины в том случае, если в России будет тоталитарный режим. Для меня ясно, что такой режим в самое короткое время поглотит Украину и прочие государства, которые могли бы, подобно Украине, возникнуть на окраинах бывшей России. Таким образом, на мой взгляд, путь к демократической Украине лежит только через демократическую Россию.
Я знаю, что ревниво оберегающие свои домены политические деятели выразят свое возмущение по поводу того, что какой-то малоизвестный доктор, к тому же не занимавшийся специально политикой, осмелился выразить свое малокомпетентное мнение по столь важному вопросу. Пусть себе возмущаются, я не претендую на титул вождя, но право высказать свое мнение я имею, тем более потому, что, как я уверен, подавляющее большинство т. н. восточных украинцев подпишутся под ним.
Когда немцы заняли Киев, на следующий день на улицах появились призывы на украинском языке за подписью Ст. Бендеры с призывом уничтожать «жидів, поляків и москалів, бо вони суть твоїми віковічними ворогами». Эти, с позволения сказать, «демократические» лозунги были встречены населением весьма враждебно, и их пришлось вскоре убрать. Однако в Киев приехало значительное количество западных украинцев и старых эмигрантов, которые привезли с собой шовинизм, неизвестный местным украинцам. Дело от этой нетерпимости ко всему, что не имело штампа «украинский», только страдало, потому что под давлением всех этих элементов приходилось брать на ответственные места малокультурных и малоспособных людей только потому, что они были украинцами.
Я хорошо узнал эту нетерпимость в бытность мою председателем Украинского Червонного Креста. Украинцы с Запада принесли с собой кроме указанного шовинизма к другим национальностям также и нетерпимость по отношению к инакомыслящим, своим же украинцам. Бендеровцы враждовали с мельниковцами, те и другие не переваривали «унровцев» (партия Украинской Народной Республики) и т. д. Ту же атмосферу узкого национализма мне пришлось встретить и во время эмиграции сначала в Кракове, а затем в Берлине. Для того чтобы заслужить титул «доброго украинца», необходимо было говорить только на украинском языке, носить только украинские сорочки, поносить всё русское и ходить только на украинские спектакли. Теперь передовые украинские писатели уже поднимают свой голос против этого примитивизма, однако он еще далеко не изжит, и его все время приходится чувствовать весьма больно.
Мне нечего было и пытаться говорить с указанными «добрыми украинцами» в отношении моего вступления в Комитет — можно было не сомневаться, что я встретил бы только отрицательное отношение и был бы проклят за то, что осмелился даже подумать о возможности совместной работы с русскими. Поэтому я решил поговорить с несколькими украинскими интеллигентами, которые, как я знал, способны мыслить объективно. Профессор М., инженер К. и другие согласились со мной в том, что борьба с большевизмом возможна только при условии единения всех порабощенных им народов. Один видный украинский деятель, занимавший весьма ответственный пост в Остминистерстве, сказал даже мне, что он считает объединение всех антибольшевистских сил в Комитете Освобождения народов России единственно возможным способом борьбы. Однако все они высказывали опасение, что Комитет будет носить ярко выраженный единонеделимовский характер. Я возразил, что от нас самих будет зависеть направление его деятельности, ибо чем нас будет больше, тем больше будет наше влияние. И наоборот, если нас там не будет, то один из важнейших участков национальной работы — украинский останется без руководства либо попадет в нежелательные руки. Все они согласились со мной, однако колебались дать окончательное согласие и просили меня также задержать свое вступление в Комитет. Каких-нибудь других возражений общеполитического порядка мне не пришлось услыхать.
В результате всех этих разговоров у меня создалось впечатление о том, что все одобряют стратегическую идею образования Комитета, но все боятся русского засилья и русской диктатуры. Так как я никогда не боялся этого жупела, во многом обязанного своим происхождением пронемецкой ориентации некоторых украинских кругов, то я, наполовину решившись уже войти в состав Комитета, решил все же еще поговорить предварительно с Малышкиным...
Я сразу же перешел к делу. Прежде всего я указал на те же сомнения, которые имеются в украинских кругах в отношении русского засилья. «Кто же мешает украинцам вступить к нам и сделать соотношение сил обратным? Между тем с украинцами мы имеем наибольшую мороку — то они согласятся участвовать, то затем по телефону берут свое согласие обратно. (Малышкин имел в виду, очевидно, редактора украинской газеты в Берлине г-на К…. . а, видного украинского деятеля, а также одного известного украинского профессора, которые отказались, дав предварительно свое согласие.) Интересно, что ни с одним другим националом такой эквилибристики не было, все, как достаточно взрослые люди, однажды согласившись, уже не позволяют себя переубеждать. Ведь каждый волен в любой момент выйти из Комитета, увидев, что его работа носит нежелательный характер. Однако, я думаю, правильнее войти в Комитет, чтобы работать здесь, а не заниматься болтовней и своей работой создать желательное направление», — закончил он.
Должен сказать, что Малышкин обладал удивительно ясным и логичным умом и если выступал на заседаниях, то умел всегда найти правильную линию, наиболее приемлемую для большинства. Так и сейчас, видно было, что его слова тщательно продуманы, а не созданы экспромтом настроения...
Закутный был еще откровеннее: «Я нисколько не сомневаюсь в том, что немцы войну уже проиграли. Я считаю, что они не продержатся более, чем один год. (Он ошибся на шесть месяцев.) Это время мы имеем в нашем распоряжении, чтобы организовать антибольшевистский фронт...
В тот же день мне пришлось еще иметь разговор с упомянутым К. — украинцем, работавшим в Остминистериуме. Он сразу на меня набросился: «Здесь все возмущены вашим намерением вступить в авантюру Власова, ведь вы же принимали участие в Украинском движении, бывши председателем Украинского Червонного Креста! Ваша работа у Власова может быть истолкована как примирение украинцев с неделимовцами» и т. д. в том же стиле. Я слушал буквально ошарашенный, ведь этот самый К. только два дня тому назад говорил мне совершенно другие вещи. Я спросил, чем объяснить его перемену взглядов за такое короткое время, быть может, что-либо произошло мне неизвестное? Оказывается, ничего нового не произошло. Между тем как К. продолжал без устали отпускать всякие эпитеты по адресу Власова и Комитета, я спокойно предложил ему прекратить столь малоубедительную аргументацию и попросил все же сказать, в чем дело, почему вдруг возникла такая горячность.
«Вы что, отрицаете самый принцип необходимости единения в антибольшевистской борьбе, что ли?» — спросил я. Оказывается, что нет, однако Власов и его компания — это простые авантюристы, с которыми честным украинцам не по дороге. «Может быть, вам известны какие-нибудь факты, говорящие о предательстве и авантюризме затеи Власова?» — спросил я. Нет, ему таких фактов неизвестно, однако украинская общественность не сомневается в том, что Власову доверять нельзя. «Простите, — сказал я, — ну хотя бы это было и правдой, и Власов с его ближайшими сотрудниками оказались авантюристами и жуликами (хотя, на мой взгляд, не делает большой чести обвинять в таких серьезных преступлениях, не имея никаких фактов), но все же какое это имеет отношение к стратегической идее Освободительного движения — объединению всех сил для антибольшевистского фронта? И вместо того чтобы заниматься политикой саботажа Комитета, не проще ли войти в Комитет и, работая здесь, изнутри проверить справедливость всех тех обвинений, которые распространяются вами и иже с вами?» — спросил я.
На оба своих вопроса я не получил сколько-либо убедительного ответа. К. старался отделаться общими фразами и приводил аргументы вроде таких, что Власову и его ближайшим сотрудникам нельзя доверять, потому что они являются коммунистами и советскими генералами, что они убежденные единонеделимовцы (почему — одному Богу известно) и проч. В конце своей филиппики К. дал мне понять, что, войдя в Комитет, я поставлю себя вне рядов Украинского движения.
Эта диктаторски-партийная манера, которой мог бы позавидовать любой коммунист, меня окончательно взорвала. «Кто вам дал право ставить мне такие требования, ведь я не принадлежу ни к каким партиям и если вступаю в Комитет, то вступаю как профессор Богатырчук, украинец, но не как представитель какой-либо партийной группировки либо тем паче — украинского народа. Я вступаю в Комитет потому, что считаю: если мы не объединимся для борьбы против общего врага — большевизма, то он всех нас скушает поодиночке, независимо от наших партийных взглядов! Что же касается необоснованных обвинений в авантюризме, то они с не меньшим основанием могут быть предъявлены и деятелям украинского комитета», — закончил я. На этом мы расстались весьма холодно, поняв, что нас теперь будет разделять пропасть…
В тот же день вечером я позвонил Малышкину и попросил его записать меня в состав членов Комитета.

Справочный материал.

Закутный Дмитрий Ефимович (1897-1946), руководитель «русского освободительного движения»

Генерал Закутный родился в 1897 г. на Дону. В 1916 г. вступил в царскую армию. После военного обучения на Кавказе провел 3 месяца на фронте во время первой мировой войны в качестве кандидата в офицеры. В 1918 г, вступил в Красную Армию. С 1928 по 1931 г. Закутный являлся слушателем Военной академии в Москве. Сразу же после этого он был начальником оперативного отдела 14-го стрелкового корпуса в Киеве, а затем работал в оперативном отделе Генерального штаба Красной Армии в Москве. Позже он последовательно занимал должности преподавателя Военной академии в Москве, начальника штаба 21-го стрелкового корпуса в Горьком, затем в Витебске, а также служил заместителем командира 21-го стрелкового корпуса. К началу войны он уже командовал 21-м стрелковым корпусом. Он был членом Коммунистической партии, в 1938 г, был исключен из партии, однако впоследствии восстановлен в ней.
Допрос.
По мнению Закутного, исход войны в большей степени будет зависеть от того, окажут ли Соединенные Штаты Америки Советскому Союзу активную военную поддержку. Что касается активной поддержки Советского Союза со стороны Англии, на это, по мнению Закутного, ни в коем случае нельзя рассчитывать. Он считает, что отношения между Англией и Советским Союзом по-прежнему характеризуются значительным взаимным недоверием. У России никогда не было ощущения, что Англию можно считать надежным партнером. Нарушение Англией договоров, имевшее место в прошлом, рождает подозрение, что и в будущем она не выполнит свои теперешние обязательства перед Россией в соответствии с договором. Новый англо-русский союзный договор содержит, правда, статью, которая не разрешает ни одному из партнеров заключать сепаратный мир, однако в России сомневаются, ... будет ли Англия соблюдать эту статью. Напротив, существуют опасения, что при необходимости Англия заключит сепаратный мир и бросит Россию на произвол судьбы. Вполне возможно, что Россия, чтобы избежать подобной случайности, в свою очередь будет стараться заключить сепаратный мир с Германией. И по внутриполитическим причинам советскому правительству следовало бы взвесить возможность сепаратного мира. По мнению генерала, эта война чрезвычайно непопулярна в России и легко может привести к свержению теперешнего правящего режима. Этой опасности советское правительство может избежать только путем своевременного заключения сепаратного мира. Большое значение, по словам генерала имеет также вопрос о том, как далеко переместится фронт на восток. Если немцам удастся занять большие пространства России, для советского правительства возникнет угроза того, что на оккупированной территории будет образовано русское параллельное правительство. Появление такой возможности особенно опасно для советского правительства, и поэтому ему, безусловно, придется предупредить создание параллельного правительства за счет своевременного заключения сепаратного мира или же, если избежать создания параллельного правительства не удастся, благодаря заключению такого мира ему придется попытаться сохранить за собой по крайней мере остатки территории России.
Большинство своих политических взглядов Закутный изложил по собственной инициативе, причем конкретные вопросы на этот счет ему не задавались. Он явно испытывал потребность высказаться на эту тему, так что его высказываниям на этот счет следует придавать особое значение. Переводчик д-р В. Медер, зондерфюрер. Допрос вел Зальцер, майор

Малышкин Василий Федорович (29.12.1896, Марковский рудник, близ Юзовки - 1.8.1946, Москва), один из руководителей «русского освободительного движения». Сын бухгалтера. Окончил Новочеркасскую гимназию (1916) и ускоренный курс Чугуевского военного училища (1917). Участник 1-й мировой войны, прапорщик 252-го запасного пехотного полка. В апр. 1918 поступил добровольцем в РККА, командир роты 2-го Донского советского полка. В 1919 вступил в РКП(б). С мая 1919 командир батальона 334-го полка, с сент. 1919 - командовав 339-м, 351-м, 174-м и 7-м Кавказским стрелковыми полками. Образование получил в Военной академии им. М.В. Фрунзе (1927). С июня 1927 по окт. 1930 начальник штаба 33-й стрелковой дивизии. В 1931 назначен начальником штаба курсов «Выстрел», в 1931-33 начальник сектора Управления военно-учебных заведений РККА. В 1933-35 начальник Киевской пехотной школы, затем командир 99-й стрелковой дивизии. С 1936 начальник штаба Забайкальского военного округа, с августа 1937 - LVII особого корпуса. 9.8.1938 арестован и обвинен в участии в заговоре и шпионаже. В окт. 1939 освобожден и назначен старшим преподавателем Академии Генштаба. После начала Великой Отечественной войны в июле 1941 назначен начальником штаба 19-й армии. Последнее звание в РККА - генерал-майор (19.9.1941). В октябре 1941 армия окружена под Вязьмой и практически полностью уничтожена, а М. 24 октября взят в плен.

Содержался в лагерях военнопленных под Смоленском и Фюрстенбергом. Заявил о готовности сотрудничать с немцами. В апреле 1942 переведен на курсы пропагандистов в лагере Вульгейде, с июля 1942 помощник начальника курсов по учебной части. С начала 1943 в отделе пропаганды Верховного командования вермахта. Примкнул к движению А.А.Власова, стал одним из его ближайших помощников. В июле 1943 успешно выступал перед русской эмиграцией в Париже, руководил группами пропагандистов РОА на Западном фронте в 1943-44. С нояб. 1944 член Президиума Комитета освобождения народов России (КОНР), начальник Главного организационного управления КОНР. В конце апр. 1945 назначен уполномоченным Русской освободительной армии на переговорах с командованием американской армии. Интернирован американцами, содержался в Аугсбурге, Секкепхаймс, Оберруселе. 25.3.1946 передан представителям советского командования. Вместе с Власовым и др. деятелями КОНР приговорен Военной коллегией Верховного суда СССР к смертной казни. Повешен.

Мы же в старые времена знали другого Малышкина по книге "Люди из захолустья"

Малышкин Александр Георгиевич – писатель.
В повести "Севастополь" (1931) раскрываются революционные события в Черноморском флоте. Малышкин даёт происходящее глазами интеллигента - Сергея Шелехова, выпускника Петроградского университета, волею судьбы ставшего мичманом в 1917 году. Безучастная почти до самой развязки позиция Шелехова сродни позиции Юрия Живаго, благодаря чему революция рассматривается беспристрастным взглядом, объективно оцениваются её последствия для России. Малышкину удалось протащить через советскую цензуру такие крамольные мысли (данные, конечно, от лица одного из персонажей): "...Ленин сейчас - самый умнеющий в России человек. Потому что вся шантрапа до того теперь остервенилась, что все равно с ней никакого сладу не найдешь. Теперь так и надо: дать ей полную свободу, крой, мол, до последнего остервенения, чтоб дальше некуда. Ну, а когда самой этой шантрапе и то тошно станет, сами первые царя запросют...".

Зоологическая украинская шантрапа вчера отколотила барельеф маршалу Жукову в Одессе. (Согласно разрешительной медсправки министерства обороны "слуг народа") Напоминаем, что в Одессе похоронен михайловец, генерал-лейтенант Котов, погибший в 1944г. по дороге к г. Ниш (Югославия), от рук звёздно-чешуйчатых союзников.