DataLife Engine > История > Связь с карантинными районами в 1918 году

Связь с карантинными районами в 1918 году


28 марта 2020. Разместил: bezeda
Связь с Доном

Гетман искал связи с Доном и, возродившей там попытку свержения большевистской власти, Добровольческой Армией. В этих своих попытках Гетман натолкнулся на недоверие и отрицательное к себе отношение со стороны Добровольческой Армии. Его попытка организовать совместную встречу ген. Алексеева, Донского Атамана Краснова и его, Гетмана, - кончилась неудачей. Алексеев от свидания со Скоропадским отказался. Гетману пришлось ограничиться встречей (на станции Скороходово, 3 ноября 1918 г.) с атаманом Красновым, которая конкретного результата для будущего не принесла. Хотя Краснов и был атаманом, провозгласившего себя независимым Дона, но эта независимость была “временная”: сам Дон подчеркивал, что эта независимость только до восстановления, в той или иной форме, единой России. Генерал Краснов во время этого свидания открыто сказал, что пришло время и ему, и Скоропадскому, подумать о “завершении” их дела - о создании Единой России (поражение немцев уже было очевидностью). Носителем же идеи единой России была Добровольческая Армия и ее вождь - ген. Алексеев. Поэтому обсуждать будущее без Алексеева или его представителя не имело смысла. С Доном же, который, как и Украина, тогда “временно” ориентировался на немцев, и без того отношения были хорошие и осуществлялось сотрудничество, состоявшее главным образом в вывозе с Украины оружия на Дон (часть его шла и Добровольческой Армии). Спорные пограничные вопросы уладили немцы.

25 августа 1918 г. подана нота протеста советского Наркома иностранных и нетрадиционных дел Г. В. Чичерина германскому генеральному консульству в Москве. В ноте говорилось, что Донская область вошла в состав Российской Социалистической Федеративной Советской Республики волею «подавляющего большинства донского населения, до сих пор остающегося на стороне Советской власти. Так называемое Донское Правительство мятежников против Советской власти могло усилиться лишь благодаря посторонней помощи, давшей ему возможность производить насильственные действия в Донской области, где им уже расстреляно свыше 30000 приверженцев Советской власти и где организуемые им при помощи извне банды угрожают сообщениям Российской Республики с Югом»

21 сентября 1918 г. Приказ № 2 по городу Майкопу Начальника 1-й Кубанской казачьей дивизии генерал-майора В. Л. Покровского: «За то, что население города Майкопа (Николаевская, Покровская и Троицкая слободки) стреляло по добровольческим войскам, налагаю на вышеупомянутые окраины города контрибуцию. Сбор контрибуции возлагаю на коменданта города есаула Раздерищина»


Связь с Кубанью

Отрицательное отношение к Скоропадскому Добровольческой Армии имело не только идейные, но и практическо-политические основания. Дело в том, что Гетман, подстрекаемый украинскими националистами, возымел желание распространить свою власть и на Кубань, где, как и на Украине, существовала группа самостийников, почти исключительно кубанцев-украинцев и социалистов, т.е. заклятых врагов Доброармии. С ними-то и поддерживало связь Гетманское правительство и оказывало им помощь, а своим генеральным консулом, на Кубань Гетман назначил социал-демократа Прокофия Понятенка, имевшего хорошие связи среди кубанских социалистов. Еще раньше, в конце мая, в Киеве побывала кубанская делегация, возглавляемая самостийником и социалистом Рябоволом, врагом Доброармии. Делегация была подчеркнуто-любезно принята Гетманом, который в ее честь устроил (3 июня) парадный обед, на котором присутствовал от немцев советник посольства граф Берхем и большинство гетманских министров. Рябовол поднял бокал за императора Вильгельма и имел длительный разговор с гр. Берхемом.
Как передает в своих воспоминаниях (стр. 196-198) тогдашний гетманский министр Дорошенко, миссией Рябовола было достигнуто тайное соглашение вести дело к соединению Кубани с Украиной, а также была оказана помощь деньгами для ведения агитации (деньги переданы через С. И. Эрастова) и оружием. Уже в июне было послано на Кубань 9.700 винтовок, 5.000.000 патронов и 50.000 артиллерийских снарядов. В июле были отправлены 3 снаряженные батареи, несколько сот пулеметов и много другого оружия (по данным Д. Дорошенко).
Но этим помощь Гетмана Кубани (точнее, кубанским врагам Доброармии) не ограничилась. Так как, как раз в это время Доброармия готовилась к занятию Кубани, которая тогда была под властью большевиков, было решено ее опередить соединенными силами украинского десанта и силами повстанцев, которые должны были поднять восстание к моменту его высадки. Для десанта была наметена дивизия ген. Натиева, расположенная в юго-восточной части Харьковской губернии. По плану, она должна была быть переброшена по железной дороге к Азовскому морю, для чего (после одобрения немцами) уже было отдано приказание стянуть части к местам погрузки. Но Доброармия опередила, Кубань была очищена без Рябовола и Скоропадского, а немцы запретили посылать десант.
Об этом плане руководство Доброармии, несомненно, было осведомлено. Сам министр Дорошенко, который с Гетманом и Рябоволом его вырабатывал, пишет (стр. 198), что план не был своевременно приведен в исполнение благодаря измене одного из “высоких чинов военного министерства”, который был в сношениях с ген. Алексеевым и умышленно задерживал его выполнение.
Связь с Кубанью не прекращалась и после этой неудавшейся попытки объединения Украины и Кубани путем военной интервенции.
Министр Иностранных Дел Гетмана, Д. Дорошенко, в своей “Истории Украины” (том II, стр. 198-200) описывает посещение Киева Кубанской делегацией в октябре 1918 года. Делегации, которую возглавлял полк. Ткачев, был устроен торжественный прием у Гетмана (21 окт.), во время которого произносились речи в духе украинско-кубанского единства и братства, хотя слова “присоединение” или “слияние” сказаны не были.
Делегация провела в Киеве несколько недель и заключила с Украиной ряд договоров: о банковых и финансовых операциях, торговый, консульский, о мореплавании, железнодорожный, почтово-телеграфный и другие. Кроме того делегация добилась обещания ускорить отправку оружия с Украины на Кубань и увеличить его количество. С немцами та же делегация заключила в Киеве торговый договор.
В ответ Гетман послал на Кубань делегацию от Украины, во главе с полк. Боржинским, который и приветствовал Кубань в заседании Кубанской Рады (1-го ноября).
Наступившие вскоре события (восстание против Гетмана) прервали этот, налаженный было контакт между Украиной и Кубанью.

Отношение к Доброармии

Не удивительно, поэтому, что Доброармия осенью 1918 г. отклонила контакт со Скоропадским, который он стал искать уже в конце лета, когда начало определяться поражение Германии. К тому же Доброармия была отлично осведомлена о настроениях населения Украины вообще и о настроениях того офицерства, которое пребывало на Украине, в частности. Как на гетманской службе, так и вне ее - все оно тяготело к Доброармии, за малыми и редкими исключениями, и, при первом с ней соприкосновении, переходило на ее сторону.
Нужно удивляться, как не понимал этого Скоропадский и мог строить расчеты на верность тех кадров, которые ему удалось создать. Если их можно было считать надежными в борьбе с большевиками, то рассчитывать на их надежность при столкновении с Доброармией было, по меньшей мере, наивно. Широкие же народные массы были настроены, если не пробольшевистски, то - почти все - антигетмански.
Гетман не мог этого не знать и должен был понимать, что его единственной опорой являются немцы и его судьба тесно связана с их судьбой. Другой опорой могло бы быть офицерство и антибольшевистски настроенные круги интеллигенции и зажиточных классов. Но препятствием к взаимопониманию и сотрудничеству являлось “украинство” Гетмана (от которого он не мог отказаться) и “единонеделимчество” этих кругов и офицерства. Третьей силой, и не малой, были те многие тысячи “хлеборобов” - зажиточных казаков и крестьян, которые выбирали Гетмана. Но, выбравши Гетмана, они считали свою миссию законченной и с головой ушли в свои хозяйства, отойдя от всякой активной политики. Какой-нибудь крепкой организации, способной к быстрым и решительным действиям и молниеносной мобилизации, Гетман создать из них не сумел. Он тратил силы и время на старания заполучить симпатии “сознательных украинцев”, не желая понять всю безнадежность этих попыток и только раздражая ими тех, на кого бы мог действительно опереться.
Выброшенный волнами событий революционного времени на вершину власти, Скоропадский оказался в чуждой ему обстановке и принужден был заниматься тем, к чему не готовился и чего не знал. Качество хорошего придворного, не плохого кавалерийского генерала и образование, ограниченное Пажеским корпусом, были еще недостаточны для той ответственной роли, которую он принял на себя. И все его добрые намерения разбивались о непроницаемую стену тех сословных предрассудков, которыми в дореволюционное время правящая верхушка (аристократия и высшая бюрократия) были отделены от остальной России. Скоропадский, по происхождению, воспитанию и всей жизни принадлежал к этой верхушке и ему не легко было ориентироваться в новой и для него необычной обстановке. К тому же в личной жизни он был постоянно окружен, нахлынувшими из Петрограда, его старыми друзьями и родственниками-представителями царских придворных кругов, крайними реакционерами, старавшимися резиденцию Гетмана сделать копией царского дворца.
Нашептывания галичан-украинских монархистов об “украинской королевской короне”, вероятно, тоже влияли на Скоропадского и толкали его искать сотрудничества с некоторыми галицийскими украинцами.
Все эти вместе взятые обстоятельства привели к тому, что более полугода, когда может быть можно было консолидировать антибольшевистские силы, были для этого дела потеряны. Как и его предок, Гетман Иван, Гетман Павло Скоропадский, хотя и был формальным “вождем”, не смог сделаться и вождем фактическим и не сумел даже предвидеть и предусмотреть возможное развитие событий.

Деятельность противников Гетмана

Совсем по другому действовала другая сторона - сторонники Центральной Рады. Не покладая рук, работали они на подготовке свержения Гетмана и возвращения к власти своих партий. Пользуясь тем, что Гетман наивно верил в возможность сговора с ними и потому не предпринимал никаких репрессивных мер не только к второстепенным социалистическим деятелям, но даже и к их вождям, они организованно, планомерно и целеустремленно повели свою работу в разных направлениях.
Прежде всего, доносы немцам на Гетмана. Учитывая, что к обвинениям в реакционности социальных мероприятий Гетмана, немцы отнесутся с равнодушием (им нужно было продовольствие, а как оно добыто - их не интересовало), доносы (в виде разных деклараций, обращений, докладных записок) главный упор делали на “единонеделимчество” Гетмана и на его недостаточные меры к “украинизации”. На немцев это действовало, ибо их целью было возможно скорее отделить Украину от общероссийской культуры. И они не раз обращали внимание Гетмана на этот вопрос.
В широких массах велась агитация против Гетмана за его социальные мероприятия и за многочисленные репрессии, в которых, большей частью, ни Гетман, ни Правительство были не виноваты.
Репрессии эти проводились, частично, немецкими местными властями по просьбе помещиков, требовавших восстановления разрушенных хозяйств, частично, группами “хлеборобов”, мстивших социалистам за покушение на их собственность. Озлобление же этих последних было исключительное. Они “судили их своим судом” - шомполом и нагайкой. Уже в первые дни гетманства в Киеве стали известны случаи таких самосудов. Так, например, выследивши и поймавши, пытавшегося бежать (с 2 мешками бумажных денег), военного министра Центральной Рады Жуковского “гетманцы”-хлеборобы жестоко его выпороли. Таким же образом они расправились и с лидерами эсдеков, Мартосом и Левицким; с первым - в Киеве, а со вторым - в Переяславле. Пароход, шедший из Черкасс в Киев с делегатами на съезд эсеровской “Спiлки”, еще не знавшими о гетманском перевороте, был захвачен отрядом “гетманцев”-хлеборобов - и все делегаты были выпороты, а пароход был возвращен назад. Подобных самочинных расправ было не мало, особенно, в первое время гетманства и все они приписывались и ставились в вину Правительству, давая богатый материал для пропаганды. Среди городского населения и интеллигенции общероссийских направлений велась пропаганда, обвинявшая Гетмана в “расчленительстве России” и в “службе немцам”. Такого рода пропаганда находила отклик, не только у “левых”, но и у “правых” - противников всяких “социализмов”.
Лидер “правых”, киевлянин, монархист - Шульгин и его единомышленники нападали на Гетмана, не менее ожесточенно, чем большевики и украинские социалисты. У них, как и у Гетмана, не хватало понимания, что все происходящее - это отдельные этапы революции чисто социальной. И, что разум и логика требуют от людей одного социального лагеря не вражды и злопыхательства, а самого тесного сотрудничества, которое, если бы оно было осуществлено, возможно, многое бы изменило в последующих событиях.
Но ни Гетман, ни Шульгин и “единонеделимцы” не доросли до понимания момента и упустили возможность консолидировать все антисоциалистические силы, что объективно не было невозможным.
Зато отлично осмыслили сущность событий большевики и социалисты.
Харьковское Украинское Правительство (украинские большевики и “независимые” украинские эсдеки и украинские эсеры-”боротьбисты”), когда немцы оккупировали Украину, перекочевали в Москву и образовали там, в предвидении событий, “Украинский Повстанческий Народный Секретариат”.
Под немецкой же оккупацией, украинские социалисты организационно оформилось в, уже упомянутый, “Украинский Национальный Союз”, объединивший деятелей и сторонников Центральной Рады.
Несмотря на то, что всего несколько месяцев назад, в феврале 1918 г., Харьковское Правительство, занявши Киев, объявило всех деятелей бежавшей от них Центральной Рады “уголовными преступниками”, они нашли с ними общий язык и вступили в контакт для совместной борьбы с гетманским режимом.

Сотрудничество с большевиками

Осуществить это сотрудничество было не трудно, ибо в Киеве все лето пребывала советская миссия для заключения мирного договора России с Самостийной Украинской Державой. Миссию эту возглавляли, хорошо известные на Украине, большевики Мануильский и Раковский, которые имели при себе много десятков “экспертов” по разным вопросам, пользовавшихся дипломатической неприкосновенностью.
И вот эти “уголовные преступники” - бывшие деятели Рады, - жаждавшие вернуться к власти, забыли совсем недавнюю вражду и к Харьковскому Правительству, и к “москалям”, и обратились к ним за помощью. Как люди умные и дальновидные политики, большевики не только не оттолкнули протянутую им руку украинских социалистов, еще вчера обвинявших большевиков в разбойном нападении на Украину. Начались встречи и совещания о методах борьбы с режимом Гетмана.
Со стороны большевиков, вел переговоры, главным образом, Мануильский; со стороны украинцев - Винниченко и другие лидеры эсдеков и эсеров.
Интересные данные о характере этих переговоров, дает украинская сепаратистическая газета “Дiло” (февраль, 1925 г.), основываясь на статье X. Раковского: “Ильич и Украина”, напечатанной в харьковской газете “Вiстi”. Винниченко соглашался на советскую власть на Украине, при условии, чтобы ему дали полную волю в деле проведения украинизации.
“Точно так, как вы создали диктатуру рабочих и крестьян в России, так нам надо создать диктатуру украинского языка на Украине” - заявил Винниченко Раковскому и Мануильскому. Когда Раковский передал это Ленину, Ленин сказал: “Разумеется, дело не в языке. Мы согласны признать не один, а даже два украинских языка, но, что касается их советской платформы - они нас надуют”.
Л. А. Конисский, сын писателя, бывший близким Винниченку, передавал любопытную подробность о мотивах требования “диктатуры украинского языка”. Винниченко сказал ему: “лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме”, и пояснил, что его, как писателя, русские “затирают”.
Переговоры велись в кабинете гетманского заместителя министра финансов В. Мазуренко, который подробно рассказывает о них в своих воспоминаниях (“Черная Книга”, 1925 г., стр. 277). А В. Винниченко (в т. III “Возрождения нации”, стр. 158-159), передает, что Раковский и Манульский согласились поддержать готовящееся восстание, предлагали деньги и обязались признать такой строй, какой будет установлен после победы повстанцев.
Со стороны же украинских социалистов было дано обязательство легализации коммунистической партии на Украине.
Братание сторонников Центральной Рады с большевиками было известно немцам, как видно из сообщения австрийского представителя в Москве, фон-Паттерса, который сообщал (20 сент. 1918 г.), что большевики на Украине установили тесный контакт с эсерами, против которых борются у себя, и что они ведут совместную разлагательную работу на Украине. Несомненно, это было известно и Гетману, но он, оставаясь в наивной уверенности в возможность сговора с деятелями Рады, ничего не предпринимал.

Роль Уфимской Директории

Справка.
8 сентября 1918 г. в Уфе в большом зале сибирской гостиницы (ныне Уфимский гарнизонный дом офицеров) созвано Государственное совещание. В нем участвовало около 170 представителей почти всех временных правительств: КОМУЧа, Уральского, Сибирского, а также национальных правительств башкир, казахов и др. Уфимское совещание образовало Временное Всероссийское правительство, которое получило название Уфимской Директории."

Подрывная работа против Гетманского Правительства велась не только большевиками, украинскими социалистами и “правыми” уроженцами Украины, считавшими себя русскими, а потому ведшими пропаганду против “украинского” Гетмана. В ней принимала участие и Уфимская Директория (члены Всероссийского Учредительного Собрания). Об этом пишет в своих “воспоминациях” В. Станкевич (Берлин. 1920 г.). Целью “левых” организаций было “передать власть в руки кругов, которые группировались вокруг “Союза Возрождения России”, и должны были координировать свою деятельность с Уфимской Директорией”. Заговорщики, были настолько уверены в своем успехе, что даже сами составили правительство, во главе с русским эсером - Одинцом, который во время Центральной Рады был министром “по русским делам” в Украинском Правительстве. К заговору было привлечено много военных, даже таких, которые служили на высоких постах в Украинской Армии. Они были связаны с агентами Антанты и работали на их субсидии, о чем свидетельствует и Деникин в своих “Очерках Русской Смуты” (т. 4).

Так разные группировки на Украине готовились к окончанию войны и тому ответственному моменту, который должен был наступить с поражением Центральных Держав, неизбежность которого к октябрю 1918 г. уже не вызывала сомнений.
В предвидении этих событий, еще в августе, “Украинский Национально-Державный Союз”, переименовавшись в “Украинский Национальный Союз”, начал собирать вокруг себя все оппозиционные Гетману силы, включая в себя не только организации чисто политические, но и множество бытовых и профессиональных, конечно, “левых” и “сознательных украинцев”. В этом союзе, всем руководили бывшие деятели Ц. Рады - украинские эсдеки и эсеры.
К сентябрю Союз превратился в нечто подобное Совету Рабочих и Солдатских Депутатов в 1917 г. в Петрограде - в некоторое параллельное Правительство Украины или, во всяком случае, в организацию, на то претендующую. Гетман же очутился в положении Керенского. Копируя Керенского, он берет на себя инициативу, и 5 октября приглашает к себе для переговоров представителей Союза, не понимая, что это приглашение было его собственной капитуляцией. Как победители являются для переговоров представители Украинского Национального Союза, с В. Винниченком во главе, с готовым списком нового Правительства и вынуждают Гетмана согласиться на реконструкцию Правительства для усиления в нем числа “национально-сознательных” украинских деятелей, за что обещают всемерную поддержку Украинского Национального Союза.

Сейчас же после своего сформирования, новое Правительство энергично приступило к конструктивной работе в разных областях жизни, а Гетман, особым обращением к населению Украины, призвал всех к поддержке Правительства в этот ответственный момент. По события быстро назревали в связи с поражением Германии и не дали времени для мирной конструктивной работы. На происходившем в октябре шестом Съезде Советов Троцкий охарактеризовал общую ситуацию такими словами: “немецкий милитаризм будет вынужден покинуть Украину, а на смену ему поспешит милитаризм англо-французский. Нам нужно продвинуться между немецким милитаризмом, который отходит, и англо-французским, который приближается… Нам нужно поддержать рабочих и крестьян Украины. На нашем южном фронте бьется, как в пульсе, судьба нашей власти” (“Известия ВЦИК-а”, №245; 1918 г.)
Троцкий правильно оцепил обстановку. Если бы девять богатейших губерний, составлявших Украину, с налаженной жизнью и запасами продовольствия, без потрясений оказались во власти общероссийских антибольшевистских сил, для большевистской власти это было бы началом конца, вероятно, очень скорого. Доброармия получила бы огромные пополнения на Украине и свое наступление на Москву могла бы повести не с далекой Кубани, а с границ Курской и Орловской губерний. Никогда большевистская власть не была в более опасном положении, чем в ноябре 1918 г.
Восстание против Гетмана было объявлено от имени Украинского Национального Союза как восстание против гетманской власти.
Сепаратисты-социалисты объясняют, что причиной восстания был отказ Гетмана от самостийности и провозглашение федерации с Россией. Но их документировано опровергает, тоже сепаратист, но не социалист, украинский историк Д. Дорошенко, основываясь на ряде печатных источников.
Выборы Директории в числе пяти лиц (Винниченко, Петлюра, Макаренко, Андриевский, Швец) были произведены на тайном заседании заговорщиков, в здании Министерства Путей Сообщения, 14 ноября (по нов. ст.), когда заговорщики еще ничего не знали о гетманской Грамоте о федерации.
В конечном же результате, как известно, Украина оказалась во власти большевиков, которые не оказались неблагодарными к украинским социалистам и всем принимавшим участие в восстании против Гетмана. Чтобы убедиться в этом, достаточно просмотреть отчеты о суде над деятелями Центр. Рады, происходившем, после окончательного захвата на Украине власти большевиками, в Киеве, в 1921 г. Исключительно легкие приговоры и скорая амнистия для одних и полное оправдание для других - были благодарностью большевиков за помощь в деле установления на Украине советской власти.
Даже Председателя того украинского правительства, которое привело немцев на Украину, (Голубовича), приговорили только к 3 годам заключения, а затем до истечения срока амнистировали.
Центром для поднятия восстания была выбрана Белая Церковь (вблизи Киева) потому, что там находились “сечевые стрельцы” - галичане. Разоруженные и распущенные в первые дни Гетманства, они ходатайствовали о разрешении вновь сформироваться, на что Гетман, не учтя последствий, и дал свое согласие, назначив местом формирования Белую Церковь.
Петлюра еще в июле был арестован по подозрению в участии в заговоре против Правительства, но после соглашения Гетмана с “Украинским Национальным Союзом”, незадолго до восстания, был выпущен. При этом он дал честное слово, что в деятельности против Гетмана и Правительства участия принимать не будет. Давши это слово, он сразу же уехал и Белую Церковь для подготовки восстания, где он и провозгласил себя главнокомандующим всех вооруженных сил повстанцев.

Текст Универсала, с которым Петлюра обратился к населению.

“По приказу Директории Украинской Республики, я, как Верховный Главнокомандующий, призываю всех украинских солдат и казаков бороться за государственную самостийность Украины против изменника, бывшего царского наймита, генерала Скоропадского, самочинно присвоившего себе права Гетмана Украины. По постановлению Директории, Скоропадский объявлен вне закона за преступления против самостийности Украинской Республики, за уничтожение ее вольностей, за переполнение тюрем лучшими сынами украинского народа, за расстрел крестьян, за разрушение сел и за насилия над рабочими и крестьянами. Всем гражданам, живущим на Украине, запрещается, под угрозой военного суда, помогать кровопийце - генералу Скоропадскому в бегстве, давать ему продукты и защиту. Обязанность каждого гражданина, живущего на Украине, арестовать генерала Скоропадского и передать его в руки республиканских властей.
Гетманские распоряжения и приказы по войскам отменяются; войсковые части гетмана Скоропадского, дабы устранить ненужное кровопролитие и разруху, должны перейти в ряды войск Республики вслед за теми, которые уже перешли.
Войска Республики имеют целью вдребезги разбить строй установленный гетманским правительством, уничтожить нагайку, на которую он опирался до последнего момента. В этот великий час, когда на всем свете падают царские троны, освобождаются народы, когда на всем свете крестьяне и рабочие стали господами, - в эту минуту мы, братья казаки, разве позволим себе пойти за помещиками, за гетманским правительством против своих отцов? В этот великий час, вы, братья казаки, разве осмелитесь служить продажным людям, которые сами продавались и хотят Украину продавать бывшим царским министрам России и господствующему классу - безработному русскому офицерству и мародерам, которые собрались в контрреволюционное логово на Дону”.

В течении первых двух недель восстания вся Украина, за исключением Киева, была в руках Директории. После Грамоты о федерации Гетман назначил Командующим войсками и обороной Киева генерала графа Келлера (одного из двух высших командиров Императорской Армии, отказавшихся в марте 1917 г. признать Временное Правительство). Лично очень храбрый, политически - монархист и “единонеделимец”, Келлер прежде всего произвел мобилизацию находившихся в Киеве офицеров. Несмотря на объявленный “расстрел в случае неявки в течение 24-х часов”, из 15-20.000 офицеров, зарегистрированных в Киеве, явилось всего около 6.000, которые и были распределены в две “дружины”, во главе формирования которых были генерал Кирпичев и полк. кн. Святополк-Мирский. Кроме того в подчинении Келлера была гетманская гвардия, “сердюцкая” дивизия около 5.000 бойцов, а также кадры разных, начавших только формироваться, частей, как гетманских, так и предназначавшихся для отправки в Доброармию (наприм. Ольвиопольского и Кинбурнского кавал. полков). Всего у Келлера было около 12-15.000 войска. В условиях гражданской войны, это была огромная сила при наличии нужного для борьбы духа. Но духа этого у защитников Киева не было. Уверенность в скором приходе войск Антанты, непопулярность Гетмана в кругах русского офицерства - все это размагничивало защитников Киева.
Хотя Келлер был назначен только Главнокомандующим, с обязательством не вмешиваться в политику, настроения его окружения были таковы, что постоянно допускались политические эксцессы, не только антипетлюровского, но и антиукраинского характера вообще, что раздражало и тех немногих “национально-сознательных” умеренных украинцев, которые были сторонниками Гетмана. Разгром Украинского Клуба (на Прорезной ул.); демонстративное срывание украинских флагов и замена их русскими...
В этой напряженной обстановке Гетман сменяет графа Келлера и на его место назначает кн. Долгорукого, своего личного друга - человека хороших придворных качеств, но слабо разбирающегося в политике и занимающего (по мотивам личного тщеславия) враждебную к Доброармии позицию.
Назначение Долгорукого, который позволил себе такую политическую глупость, как арест представителя Деникина в Киеве, ген. Ломновского, вызвал дальнейшее понижение духа защитников Киева, к которому уже вплотную подходили войска Директории.
После того, как, 18 ноября, повстанцы, под Мотовиловкой, разбили один из “сердюцких” полков и офицерскую дружину, и сердюки перешли к повстанцам, - вся защита Киева состояла из, упомянутых выше, наскоро сколоченных, офицерских дружин. Почти две недели задерживали они на подступах к Киеву повстанцев, тщетно ожидая помощи войск Антанты, которую обещало гетманское правительство, давая сообщения, что эти войска уже в пути и приближаются к Киеву.
То что им удалось так долго задержать наступление повстанцев объясняется позицией, занятой немцами. Сначала (17-го ноября) они согласились не вмешиваться в гражданскую войну, но, когда повстанцы подошли к Киеву, немцы начали с ними переговоры о занятии Киева. Переговоры эти закончились благоприятно для Директории только 12 декабря. А в тот же день в Киеве было получено достоверное известие из Одессы, что там не только нет никаких войск Антанты, но и сама Одесса занята войсками Директории. Безнадежность защиты Киева была очевидна.

Отречение и бегство Гетмана

В полдень 14 декабря Гетман написал такое отречение: “Я, Гетман всей Украины, на протяжении семи с половиной месяцев прилагал все усилия, чтобы вывести край из того тяжелого положения, в котором он находится. Бог не дал мне сил справиться с этим заданием, и нынче я, принимая во внимание условия, которые сложились, и руководясь исключительно добром Украины, отказываюсь от власти. - Павло Скоропадский”.
В два часа дня Гетман оставил дворец и был скрыт немцами, а потом вывезен ими в Германию, где прожил много лет в эмиграции и погиб от бомбы, уже под самый конец второй мировой войны.
Гетманский Главнокомандующий, кн. Долгорукий, переодевшись, бесславно куда то исчез, а гетманские министры были арестованы. Некоторые из них впоследствии были спасены и остались в живых, а некоторые были расстреляны.
Так закончился один из периодов истории Украины, в бурные годы революции и гражданской войны.

Связь с зоной карантина прервалась ... ЗНН= ВЫКЛ.

- А итоги?
- Чего, украинизации? Таковы: "Новая власть быстро заняла все государственные и общественные учреждения и уже на следующий день занялась работой. Прежде всего, приказом нового коменданта - австрийского капитана, галичанина Коновальца, было предписано все вывески на русском языке переменить на украинские. С утра до вечера трудились маляры и столяры, меняя вывески. Киев был “украинизирован” под редакцией галичан - “сечевых стрельцов”, благодаря чему не мало прирожденных украинцев-киевлян не понимали многих вывесок, т.к. каждый “стрелец” редактировал по своему. 17-го декабря 1918 г. было опубликовано распоряжение Директории о том, что - “пропаганда федерализма карается по законам военного времени”. Одновременно с этим начались охоты на гетманцев и контрреволюционеров, во время которых одних просто пристреливали, а других “брали в плен” и препровождали в Педагогический музей - здание, где раньше заседала Центральная Рада. Через несколько дней тысячи этих “пленных”, как сельди в бочке, заполнили огромное здание музея. Позднее немцы, опасаясь расправы “петлюровцев”, вывезли их в Германию... На немцев, при помощи которых украинских социалисты, вопреки воле народа, получили над ним власть в марте 1918 г., после происшедшей у них в ноябре 1918 г. революции рассчитывать не приходилось. В Галиции шла борьба с поляками. Зная настроения польских националистов, не отказывавшихся от мечты о Польше - “от моря до моря” и утверждающих, что “Киев - старый польский город”, не без основания, можно было опасаться, что они предъявят претензии, если не на всю Украину, то - на Правобережье, всего сто с небольшим лет тому назад возвращенное России.
Исаак Мазепа, бывший Украинский Премьер, пишет:
“В правительстве Директории шла борьба между двумя направлениями: одни стояли за соглашение с Антантой, другие - за союз с Москвой. Винниченко был за мир с Советской Россией, но часто колебался и не знал, как поступить. Глава Правительства, Чеховский, твердо стоял за соглашение с Москвой. Большинство эсеровских лидеров, как Грушевский, Шаповал, Любинский и другие, солидаризировались с Винниченко и Чеховским и склонялись больше к союзу с Советской Москвой чем с Антантой..."

Вопрос Галиции

Еще 1- го декабря между Директорией и “Западно-Украинской Народной Республикой” был в Фастове подписан предварительный договор о будущем слиянии двух украинских республик. Этот договор 8-го января был утвержден Украинской Национальной Радой в Станиславове, однако с оговоркой, что ратификацию договора должно произвести Украинское Учредительное Собрание, созванное с территории всей Украины, а до этого ЗУНР (Западно-Украинская Народная Республика) остается со своим отдельным, как законодательным, так и административно-исполнительным органом власти. Эта оговорка имеет огромное значение, т.к. в дальнейшем благодаря ей существовало два правительства и две армии, пока на Украине (заднепровской) не установилась советская власть, а в ЗУНР - польская, и оба правительства бежали.
Как утверждают многие украинцы с Великой Украины, оговорка эта, формально, не дает права уроженцам ЗУНР-ки участвовать в общественно-политической жизни Украинцев-надднепровцев в эмиграции. С точки зрения формально-юридической, нельзя не признать, что они правы, хотя Трудовой Конгресс и декларировал слияние двух украинских республик - так называемую “Соборность Украины”.
...: “на Украине большевики имели всего около 25.000 войска. Из них - меньше половины русских, а из них 5.000 китайцев”. (Значит, великороссов всего 7.500).
Приводить еще выдержки нет смысла, ибо для всякого все понятно и из приведенных четырех.
Свидетельства украинского премьера заслуживают того, чтобы на них обратить особое внимание и сделать ряд, единственно возможных, логических выводов: - что Украина вовсе не была завоевана великороссами, а освоена пропагандой большевистских идей, за которыми пошла активная политическая часть населения Украины, которая и вынудила к бегству Директорию.
Второй вывод: социальные, общероссийские лозунги большевиков оказались сильнее национально-шовинистических лозунгов Ц. Рады и Директории. Третий вывод: - гражданская война на Украине вовсе не была борьбой за национальное освобождение украинского народи, а - социальной революцией, как и во всей России. Четвертый и последний вывод: - группа украинских сепаратистов-шовинистов, вовсе не отражала волю населения Украины в годы гражданской войны и не имеет никакого, ни формального, ни морального права выступать от имени Украины теперь."

Рекомендуем посмотреть во время CORONA/КАРАНТИНО с КубаноСамоваро из крано -
«Железный поток» — советский фильм, снятый в 1967 году Ефимом Дзиганом по одноимённой укропопее Александра Серафимовича. В ролях снимались: Нина Алисова Николай Дупак Лев Фричинский Владимир Ивашов...
"Вот, люблю я тебя Алёшенька (Олександро Серахвимович), за то, что ты такой брехуньчик!"

Как оценивал, автор, Андрей Иванович Дикий (настоящая фамилия Занкевич; 3 сентября 1893, с. Гайворон (Черниговская область), Российская империя - 4 апреля 1977, Нью-Йорк, США) - русский писатель, политический деятель и журналист, террористические действия Бориса Донского в Киеве?
Андрей Иванович считал, что убийство спланировали Левые ЭСЭРы, те, которые убили германского посла Мирбаха в Москве.

О наших Рязанских в 1918 году.

"3 ноября 1918 г. происходит первый массовый расстрел в Архангельске. Во дворе тюрьмы были расстреляны члены Печорского советского экспедиционного отряда: офицер С. Н. Ларионов, комиссар В. Шарыгин, а также М. Георгиевский, И. Комаров, Я. Якобчак, И. Дьячков. 11 красноармейцев были приговорены к бессрочной каторге.

Расстрел был произведен сводным англо-американо-французским отрядом по приказу английского генерала Э. Айронсайда. Позднее в 1941 г. при выходе Айронсайда в отставку ему было пожалован баронский титул: он стал первым бароном Айронсайдом Архангельским. По слухам, перед второй мировой войной он сочувствовал фашистам, при этом активно участвуя в деятельности «англо-немецкого братства».

Об этом же расстреле Ларионова и 5 красноармейцев его отряда, сдавшимся в плен белым, упоминает и современный исследователь А. Л. Кубасов. Брат С. Н. Ларионова, Алексей Николаевич Ларионов, в дальнейшем станет известным советским партийным деятелем, Героем Социалистического Труда, секретарем парторганизации Рязанской области, «прославившимся» в т. ч. впоследствии и «Рязанским мясным делом».

Следует отметить, что это не был единственный случая участия американских отрядов в карательных акциях. Так, один из участников интервенции на Севере, американец Ральф Альбертсон вспоминал впоследствии: «Я неоднократно слышал, как офицеры приказывали своим солдатам не брать пленных, а убивать солдат противника даже в том случае, когда они являлись безоружными… Мы применяли против большевиков газовые снаряды, но это, по моему мнению, не являлось еще самой большой жестокостью… Однажды мы расстреляли более 30 пленных в качестве меры наказания против трех убийц. Сержант рассказывал мне, что, захватив комиссара местечка Борок, мы бросили его раздетым на улице с шестнадцатью штыковыми ранами»

Мой дед бывший в районе "Северного фронта" видел там, не только англичан и американцев, но и поляков, которых автор именует французами. Т.е. это поляки из французского легиона.