| |
ЕВГЕНИЙ МИХАЙЛОВИЧ СИНКОВСКИЙ
В БРЕСТЕ
«Во второй половине дня 21 июня было закончено командно-штабное учение по теме: «Наступление стрелкового корпуса с преодолением речной преграды». Штаб 28-го стрелкового корпуса сосредоточился на командном пункте, в районе Жабинки… Почему командир корпуса и начальник штаба уехали в Брест, а штаб оставили здесь, в Жабинке? Может быть, поднимут 6-ю и 42-ю стрелковые дивизии хотя бы по учебной тревоге и выведут их в районы сосредоточения? Командование 28-го стрелкового корпуса учитывало всю опасность размещения двух дивизий в крепости. Учебными тревогами было установлено, что для вывода их в районы сосредоточения требуется до 6 часов времени. Возбудили ходатайство перед командованием 4-й армии и округа о разрешении вывести дивизии из крепости. Разрешения не последовало. А тем временем за Бугом противник сосредоточил большие силы. В город и его окрестности проникали шпионы и диверсанты. Группа немецких офицеров находилась в Бресте официально. Однажды они пришли на вечер в гарнизонный Дом Красной Армии. Один немецкий офицер оскорбил здесь женщину — жену командира. Возмущенные наглостью гитлеровца наши командиры потребовали, чтобы он извинился перед женщиной. С большой неохотой он это сделал. Немецкие офицеры тут же ушли. Перед уходом один из них бросил:
— Мы вам этот случай припомним.
О том, что война не за горами, говорили все. Командный состав Брестского гарнизона пытался эвакуировать свои семьи в глубь страны, но это запретили. Сверху шли указания: провокациям не поддаваться, огня не открывать.
Такие размышления волновали меня в тот памятный вечер 21 июня 1941 года…
Шел шестой час (22 июня), когда с запада начал приближаться гул моторов и вскоре появились фашистские бомбардировщики. Бомбили станцию Жабинка, наш командный пункт. Отбомбились, ушли. В штабе корпуса двое ранено. На командный пункт заехал заместитель начальника штаба армии полковник Кривошеев. Он был в Бресте у генерала Попова в тот момент, когда начался обстрел.
Едва генерал успел объявить боевую тревогу, как оборвалась связь…
Шел восьмой час, когда я выехал в Брест на грузовой машине. На предельной скорости проскочили Кобринский мост, по которому немцы вели артиллерийский огонь. По сторонам дороги лежали убитые, горели постройки станции Брест-Полесский. Выехал на Московскую улицу. Кое-где повалены деревья, телеграфные столбы. Проволока скрутилась спиралями. На тротуарах — битое стекло. Только у перекрестка Московской и Советской улиц кто-то помахал мне рукой, как бы предупреждая об опасности впереди. Еду дальше. В районе церкви Московскую улицу перехватывает цепь, лежащая фронтом на запад, к крепости. Останавливают. Выхожу из машины. Здесь бойцы наших частей, пограничники, милиция, гражданские, уже успевшие, подтянув пиджак поясом и достав винтовку, влиться в ряды защитников города.
— Дальше ехать нельзя, — говорит кто-то в военном, — в саду немцы.
Имелся в виду сад, что на углу Московской и Ленина. Не поверил. Откуда, думаю, немцы могут быть так быстро в городе. Еду дальше, но в крепость я так и не попал. Из сада был обстрелян, машина получила несколько пробоин, пятимся назад.
К 8 часам город по улицу Ленина был занят неприятелем. Сильный бой шел в крепости. Слышна стрельба в районе Северного городка и вокзала, временами вспыхивала и на улицах города. Попытался пробраться в крепость по Каштановой улице — тоже неудачно. Нигде в городе я не нашел 84-го стрелкового и 204-го артиллерийского полков. Прорваться к своей квартире не удалось. Квартира командира корпуса по улице Карла Маркса была заперта. Только после войны мы узнали, что семьи командиров штаба корпуса в начале обстрела сбежались в здание штаба на улицу Леваневского и укрылись в подвалах.
Было очевидно, что взять крепость немцам не удалось, и, выполняя роль арьергарда корпуса, она сдерживает какие-то силы противника. Московское шоссе немцами не перехвачено, следовательно, севернее и южнее Бреста наши части ведут бои.
Не доезжая Тельмы, видел отдельные подразделения и группы 6-й стрелковой дивизии, которые занимали здесь оборону. Один из командиров сообщил, что и в районе Черни также обороняются подразделения их дивизии.
Около 10 часов приехал на командный пункт корпуса в Жабинку. К этому времени сюда из Южного городка вышло до 60 машин 22-й танковой дивизии. 459-й стрелковый и 472-й артиллерийский полки работали по оборудованию противотанкового оборонительного рубежа западнее Жабинки. Над ними все время висела бомбардировочная авиация противника. Из частей вернулись командиры штаба, выезжавшие туда по утреннему приказанию. Обстановка прояснялась, и в половине одиннадцатого генерал Попов принимает решение силами подразделений 6-й и 42-й стрелковых дивизий, вышедших в район сосредоточения, при поддержке танков нанести контрудар с северо-востока и, отрезав противнику пути отхода через Буг, овладеть Брестом.
За восемнадцать часов, прошедших с начала войны, части корпуса отошли от государственной границы на 20–30 километров. Немцы надеялись на растерянность, панику, бегство, массовую сдачу в плен. Этого не произошло. В 5–6 километрах к востоку от Бреста части вели упорные оборонительные бои, ходили в контратаки. Командный состав не растерялся, как правило, действовал решительно. Особенно проявил себя командир 333-го стрелкового полка полковник Д. И. Матвеев. Он много сделал, чтобы привести в порядок выходившие из крепости подразделения и группы 6-й стрелковой дивизии, а затем повести их в бой.
Около 22 часов был получен приказ командующего 4-й армии — на рассвете 23 июня силами 28-го стрелкового корпуса и 14-го мехкорпуса нанести удар в Брестском направлении и выйти к государственной границе.
Ночь. Где-то совсем недалеко золотистой звездочкой вспыхнет ракета и быстро гаснет. Временами в ночи гулко прозвучит орудийный выстрел или вспыхнет яростная ружейно-пулеметная стрельба. Вернулся капитан Нехай — мой помощник. Семья его — жена и двое крошечных сыновей — так и осталась в городе.
Коротка эта летняя ночь — первая военная. Вся она ушла на организацию обороны и подготовку контрудара.
С 24 часов ход подготовки проверяли командующий и член Военного Совета армии. Большую часть этой ночи я провел в 6-й стрелковой дивизии. Был и в 333-м стрелковом полку. И снова ходили с Матвеевым по подразделениям, теперь сильно поредевшим, усталым. Еще не улеглось возбуждение, вызванное всем пережитым в течение дня. Слышны тихие разговоры. И как тогда в крепости, бойцы окружили своего командира. Посыпались вопросы. Здесь я впервые услышал от солдат страшные слова: «измена», «предательство». Враг мог использовать эти разговоры для подрыва веры солдат в своих командиров. Ответы на такие вопросы должны были быть глубокими, все разъясняющими. А где найти ответ на такой вопрос, если и командиров порой мучают такого же рода сомнения. Где наши самолеты? Почему так мало танков? Почему запретили эвакуацию семей? Почему не вывели нас из крепости? Даже госпиталь оставили фашистам. А вы знаете, товарищ полковник, что они сделали с больными и ранеными, находившимися в госпитале? Всех перебили. А помните, товарищ полковник, разговор перед войной о крепости-мышеловке? Захлопнулась она, эта мышеловка, мало нас оттуда вырвалось.
НИКОЛАЙ ГЕОРГИЕВИЧ БЕЛОВ
В июне 1941 года — полковник. С первого дня войны участвует в боях на различных фронтах. Ныне Н. Г. Белов — генерал-майор авиации в отставке, живет в Москве.
На участке дивизии планировалось подготовить новые аэродромы с бетонированными взлетно-посадочными полосами. Все они должны были войти в строй в июле — августе. К этому же времени предполагалось закончить перевооружение и освоить самолеты новых марок. Такие машины начали поступать в дивизию. Так, в мае 123-й истребительный авиационный полк (ИАП) получил 20 самолетов ЯК-1, 39-й бомбардировочный (БАП) — 5 машин ПЕ-2. А к середине июня в 74-м штурмовом полку (ШАП) появились два новеньких ИЛ-2. Соседняя дивизия передала в 33-й истребительный полк два МИГ-1.
Однако тренировочные полеты на поступивших машинах не производились, так как для них не было отпущено высокооктанового горючего.
Но главное было не в этом. Переучивание летного состава на новые самолеты планировалось проводить централизованным порядком. В частях делать это категорически воспрещалось.
В июне мы направили технический состав на заводы для изучения материальной части. Командированных из 74-го штурмового полка война застала на вокзале в Бресте.
Летный состав должен был ехать на переучивание в июле — августе. А пока учебно-боевая подготовка продолжалась на старых самолетах.
Полки дивизии к этому времени были выведены в лагеря при своих аэродромах. 74-й штурмовой полк — на полевой аэродром, в 4–5 километрах от границы.
20 июня я получил телеграмму начальника штаба ВВС округа полковника С. А. Худякова с приказом командующего ВВС округа: «Привести части в боевую готовность. Отпуск командному составу запретить. Находящихся в отпусках отозвать».
Сразу же приказ командующего был передан в части. Командиры полков получили и мой приказ: «Самолеты рассредоточить за границей аэродрома, там же вырыть щели для укрытия личного состава. Личный состав из расположения лагеря не отпускать».
О приказе командующего ВВС округа я доложил командующему 4-й армии генералу Коробкову, который мне ответил:
— Я такого приказа не имею.
В этот же день я зашел к члену Военного Совета дивизионному комиссару Шлыкову.
— Товарищ комиссар, получен приказ от командующего ВВС округа — привести части в боевую готовность. Я прошу вас настоять перед округом отправить семьи комсостава.
— Мы писали в округ, чтобы разрешили вывести из Бреста одну дивизию, некоторые склады и госпиталь. Нам ответили: «Разрешаем перевести лишь часть госпиталя». Так что ставить этот вопрос бесполезно.
Начальник штаба армии полковник Сандалов встретил меня вопросом:
— Ну как, сегодня много нарушений воздушного пространства?
— Больше, чем вчера.
— Сбивать надо.
— Леонид Михайлович, вы не хуже меня знаете, что открывать огонь по немецким самолетам запрещено. Нам приказано: нарушителей воздушного пространства заставлять садиться на нашей территории. Немецкие летчики знают об этом и на сигналы наших летчиков «идите на посадку» не обращают никакого внимания. Больше того, сегодня на высоте 5 000 метров МЕ-110 на сигнал капитана Савченко ответил пулеметной очередью, правда, промахнулся. Савченко дал ответную очередь. Немецкий самолет задымил и со снижением ушел на свою территорию.
Я рассказал полковнику Сандалову о беседе с членом Военного Совета.
— Думаешь, один ты печешься о семьях командного состава? Некоторые даже в округ писали, но, кроме неприятностей, ничего не имеют.
21 июня часов в 10 я вылетел в 74-й штурмовой полк майора Васильева, который вместе с 33-м истребительным полком базировался на аэродроме в Пружанах, проверить, как устроился полк в лагерях. В 16 часов перелетел на аэродром в 123-й истребительный полк майора Бориса Николаевича Сурина. Там планировал провести совещание с командирами полков.
На аэродроме меня уже ждал начальник штаба дивизии полковник Федульев.
— Получена новая шифровка. Приказ о приведении частей в боевую готовность и запрещении отпусков — отменяется. Частям заниматься по плану боевой подготовки.
— Как так? — удивился. — Ничего не пойму.
— Ну что ж, нет худа без добра. В воскресенье проведем спортивные соревнования. А то мы было отменили их. В 33-м истребительном полку все подготовлено.
— Нет, Семен Иванович! Давайте эту шифровку пока не будем доводить. Пусть все остается по-старому, да и не хочется вызывать спортсменов из частей. Кроме того, я обещал быть в Пинске в 39-м бомбардировочном полку, майор Захарычев проводит открытие лагерей…
Около 2 часов ночи 22/VI 1941 года. Даю сигнал «Боевая тревога». Он передается по телефону, дублируется по радио. Через несколько минут получено подтверждение от трех полков о получении сигнала и его исполнении. Из 74-го штурмового полка подтверждения нет. Во время передачи сигнала связь с полком прервана. А к 2.30 телефонная связь прервана со всеми частями дивизии. Не будучи уверен, что 74-й штурмовой полк принял сигнал боевой тревоги, посылаю туда полковника Бондаренко. Он уполномочен принимать решения на месте в соответствии с обстановкой, вплоть до вывода полка на аэродром постоянного базирования — Пружаны. Полковник Бондаренко вылетел в 74-й штурмовой полк на самолете ПО-2 в 3 часа и по прибытии объявил боевую тревогу.
В четвертом часу начали поступать донесения с постов ВНОС о перелете границы одиночными немецкими самолетами. Вскоре над аэродромом Пружаны появился самолет-разведчик. В воздух поднялся командир звена 33-го истребительного полка лейтенант Мочалов и его ведомые лейтенанты Баринов и Тарантов. Звено сопровождало разведчика до Бреста.
Город в огне! Война!
И тогда летчики атаковали немецкий самолет, тот, оставляя длинный шлейф черного дыма, упал на землю.
Взлетом звена лейтенанта Мочалова фактически начались боевые действия дивизии.
4 часа 15 минут. Аэродром 74-го штурмового полка подвергся артиллерийскому обстрелу и налету авиации. Средств ПВО на аэродроме совершенно не было. 10 «мессершмиттов» в течение нескольких минут расстреливали самолеты. В результате все пятнадцать И-15 и два ИЛ-2 были уничтожены. Летчики, находившиеся в самолетах, взлететь не успели…»
На других аэродромах дивизии летчики взлетели и в первый день войны сбили 30 самолетов противника.
ВИКТОР АНДРЕЕВИЧ РОЖНЯТОВСКИЙ
С ВЕРОЙ В ПОБЕДУ
В июне 1941 года — капитан. Первый бой принял 22 июня,
Осенью 1940 года я получил назначение в город Брест. Мы, офицеры штаба 22-й танковой дивизии, понимали обстановку и делали все от нас зависящее, чтобы повысить боевую готовность частей. Была составлена документация выхода по боевой тревоге и доведена до личного состава. Полки проходили обучение в подвижных лагерях. Я, как начальник оперативного отделения, докладывал командиру дивизии содержание сводок. И однажды пытался высказать свои соображения. Было бы целесообразно с профилактической целью, не нарушая хода боевой подготовки, вывести дивизию и расположить лагерем на некотором удалении, в условиях, где можно быстро изготовиться к бою.
Генерал дал мне понять, что свои соображения я могу оставить при себе. Тогда, не принято было высказывать мнение по таким вопросам…
Утро выдалось безветренное. Дым рассеивался медленно. На северной окраине Южного городка в небо взметнулся столб черного дыма. Он поднялся на 200–300 метров — горел склад горюче-смазочных материалов. Взлетел склад боеприпасов.
Часовой склада ГСМ, пренебрегая опасностью, не оставлял пост. Одевая на ходу снаряжение, к паркам боевых машин бежали экипажи. Густой дым поднимался над крепостью.
Ни одного бойца, командира не видел я растерявшимся, струсившим. Напротив! Вероломство врага обозлило всех, привело в ярость. Воины скоро освоились с обстановкой. Стали наносить противнику чувствительные удары. И наша дивизия нанесла бы несравненно большие потери фашистам, если бы танки имели боеприпасы.
Однако перед войной поступило распоряжение штаба Западного Особого военного округа, запрещающее хранение боеприпасов в машинах. Боеприпасы предписывалось сложить в обитые железом ящики и сдать на склад. А для того чтобы боеготовность «не снижалась», на каждом ящике с боеприпасами надлежало написать номер машины. Абсурдность такого распоряжения была очевидна. Никто у нас не сомневался в том, что гитлеровцам известно расположение наших складов, в том числе артиллерийского. И это подтвердилось с жестокой неумолимостью в первые же часы войны.
Экипажи танков не очень охотно выполняли распоряжение о сдаче боеприпасов. Возможно, поэтому на некоторых машинах оказались снаряды.
Нашей дивизии, остававшейся на месте, грозило окружение. Примерно в 16–17 часов генерал Пуганов принял решение выводить людей и технику. Отход организовали в общем направлении на Березу.
В ходе напряженных боев первых дней дивизия потеряла материальную часть. А порой приходилось оставлять танки из-за отсутствия горючего. И тогда танкисты снимали пулеметы со своих боевых машин, выводили из строя пушку и двигатель и шли пешком. Но даже пешие советские танкисты были страшны врагу!
Фашистские войска двигались по дорогам. Мы шли без дорог. Сначала днем и ночью, потом только ночью. Но мы не просто шли, лишь бы идти. У нас начали появляться немецкие автоматы. Мы нападали на вражеские заставы, на тылы, на разведчиков и дозорных. Мы были усталые, голодные, но сильные духом, верили, что победа будет на нашей стороне…
МИХАИЛ ИВАНОВИЧ КУДРЯВЦЕВ
В ПЕРВЫХ АТАКАХ
В июне 1941 года — капитан, командир 1-го танкового батальона 44-го танкового полка 22-й танковой дивизии. Война застала в Южном городке Бреста.
Мой танк вырвался на шоссе. Пересек его. И вдруг что-то встряхнуло машину. Она резко остановилась. Потянуло гарью. Подбита! Тут уж раздумывать не приходилось. Ведь Т-26 работал на авиационном бензине и обычно вспыхивал факелом. Вместе с экипажем выскочил из машины. Остановил рядом проходивший танк, пересел в него. И вновь нам удалось частично уничтожить, частично рассеять врага. Для приведения себя в порядок батальон отошел на сборный пункт…
Начали третью атаку. Противник был рассеян, и мы вышли к Мухавцу. И тут увидели, что по реке плывут лодки, полные гитлеровцев. Сколько было лодок? Некогда было тогда считать. Я понял лишь, что это вражеский десант. Он направляется, чтобы отрезать крепость от Бреста.
Около меня в ту минуту находилось четыре танка. Подаю команду, и все танки открыли пулеметный и артиллерийский огонь. Это был мощный и внезапный удар.
Бой продолжался с возрастающим ожесточением. Мы не замечали, как шло время, хотя солнце уже поднялось высоко. И вдруг слышу тревожный голос башенного стрелка:
— Товарищ капитан, товарищ капитан!
— Что такое?
— Снаряды все!
— Как все?
— Мы же, согласно приказу, сдали их на склад...
— Патроны?
— Патронов тоже нет.
ИВАН ИВАНОВИЧ ВОРОНЕЦ
С ПРИСЯГОЙ В СЕРДЦЕ
В июне 1941 года — воентехник второго ранга, командир транспортной роты 44-го танкового полка 22-й танковой дивизии. Война застала в Южном городке Бреста.
Однажды произошел такой случай. В наш подъезд, где на втором этаже жил генерал Пуганов, зашел человек. В это время я с лейтенантами Павлом Козиным и Дмитрием Хрулевым как раз оказался здесь, и нам этот человек показался подозрительным. Мы задержали неизвестного и отправили в особый отдел.
И что же! При обыске у него нашли холодное оружие, план размещения квартир. Квартира генерала была отмечена крестиком. На допросе диверсант признался, что он имел задание заложить взрывчатку в подвале дома.
С этого времени у квартиры генерала на ночь выставлялся пост.
Хроника. 22 июня 1941 года.
С ночи проволочная связь с Армиями была нарушена. Поработали диверсанты. С 4.00 были атакованы наши аэродромы и города пограничных районов. Началась переправа через р. Буг, а с 7.00 в атаку пошли немецкие танки.
8.30 передано из Гродно. – Штаб Армии разбит. Восточнее Белосток сброшен десант.
10.00 Связь восстановлена. Липск занят противником. Штаб 4-ой Армии в Кобрине разгромлен.
14.15 Командующему 4-ой Армии. «Комвойсками приказал, прорвавшиеся части противника решительно уничтожить, для чего в первую очередь используйте корпус Аборина. Информируйте каждые 2 часа. Ответственность за это возлагаю на Вас.»
19. 25 Восстановлена радиосвязь с Пинском и Белостоком. Целый день бомбят Гродно.
За первый день войны авиация западного фронта потеряла 738 самолётов, из них 528 уничтожены противником на земле. Командующий ВВС застрелился.
23 июня 1941 года
Согласно боевому приказу №2. Уничтожить немецкие войска переправившиеся через Буг. Атаку начать в 5.00 Госграницу до особого распоряжения не переходить.
Выполнить приказ не удалось. Штаб-4 расположился в Смолярке.
Нет снарядов и горючего.
Авиация противника продолжала бить по нашим аэродромам. Мы потеряли 125 самолетов, из них 63 на земле. Бомбят Минск.
24 июня 1941 года.
Противник выбрасывает десант в наш тыл, даже с легкими танкетками.
О действиях за 24 июня войск 4 Армии, полковник Сандалов:
«Авиация противника к исходу 23 июня совместно с танковыми частями атаковали наши части на рубеже р. Ясельда. Разрозненные части 28 СК и 14 МК не выдержали этой атаки и начали отход, который превратился, несмотря на ряд заградительных пунктов, в неорганизонное сплошное отступление перемешанных частей за реку Ясельда.» (тоже повторится и на реке Щара), т.е. громит авиация противника, а её танки зачищают на земле.
Наша авиация за 24 июня потеряла 72 самолета, из них 12 на земле. Наши части оставили Слуцк и отходили на Бобруйск. 25 июня поступила команда в спешном порядке отходить на Слоним."
Хроника трёх боевых дней без снарядов и патронов, без топлива, без авиации и ПВО.
Журнал боевых действий 10 Армии с 4 декабря 1941 года.
4.12.41г. Приказ №001
10А в течении 3,4,5 декабря занять исходное положение на рубеже Зарайск, Захарово-2, Пронск, Гремячка для последующего наступления. Группе генерала Мишулина, 322 СД сосредоточиться в районе Зарайск.
330 СД в районе Плахино, Захарово-2, Федоровское, Колесня.
Штаб группы – Рязань.
Генерал-лейтенанту Мишулину вменить в обязанность руководить обороной г. Рязань, гарнизоном из:
1-го Рязанского рабочего полка, запасного автомобильного полка, ротой санинструкторов, группой зенитной и противотанковой обороны
328 СД к исходу 5 декабря сосредоточиться в районе Тырново, Красное, П….ское (Печерниковское?)
324 СД к исходу 5 декабря в районе Альютово, Новики, Городище, В…но
323 СД к исходу 5 декабря в районе г. Пронск
326 СД к исходу 5 декабря в районе Мичуровка, ….., Дубовое
41 КД к исходу 5 декабря в районе Моховое, ….., ……
239 СД по выходе 323 СД в район Пронск, перейти в район Большое Село, Береговая, Погореловка, Верхнее Салтыково, армейского резерва.
57 КД армейского резерва сосредоточиться в районе Никитино.
75 КД армейского резерва по выгрузке сосредоточиться Рязань
Авиадесантный батальон, батальон Владимирского пехотного училища, 51 ТБ (танковый батальон) остаются Рязань в моем подчинении.
ВВС Армии прикрыть колонны и сосредоточение дивизий
Перед фронтом Армии не менее одной мотодивизии усиленной танками группы Гудариана. Основные группировки в районах: Серебряные Пруды, Поярково, Михайлов. С утра 4 декабря обнаружены окопные работы противника в Алферьево, Поярково.
6.12.41г. 10 Армия начала наступление в общем направлении на Михайлов.
В 15.00 322 СД выбила из Алферьева до роты мотопехоты к исходу дня вышла на рубеж: Окуньково, Охотники, имея перед собой разведгруппы противника.
330 СД к 19.00 6 декабря выбила из Поярково до 2-х рот мотопехоты противника, захватив 3 пленных, 17 мотоциклов, 4 автомашины, 1 танк. В 23.00 своим левым флангом содействовала наступлению 328 СД на Михайлов.
51 ТБ – (оставлено место для неучаствовавшего батальона)
328 СД в 23.00 внезапно(!) атаковала до полка мотопехоты 10 МД занимавшего Михайлов. Противник в панике сжигая машины, бросив не взорванные склады, много войскового имущества, даже собственные вещи солдат, бежал в западном и юго-западном направлении. Дивизия овладев Михайлов продолжала наступать на Высокое.
Трофеи: (оставлено место)
Сочинитель майор и подпись.
Генерал-лейтенант Мишулин, это отдельная история, например: "Приблизительно 14-15 ноября 1941 года генерал-лейтенант Федоренко Я.Н. вызвал меня к себе и передал: город Михайлов Рязанской области захвачен немцами, следовательно, противник угрожает не только городу Рязани, но и создаёт угрозу Москве с юга. Товарищ Сталин приказал Вам со своим штабом немедленно выехать в город Рязань для организации обороны этого города. О своём решении и о Вашем выезде товарищ Сталин позвонил секретарю Обкома партии товарищу Тарасову. Через 40 минут я должен доложить о Вашем выезде в город Рязань. Этого времени было достаточно, чтобы выехать из Москвы в Рязань." Непонятно, как он из Щепитовки выбрался под Смоленск, где осколок угодил его в голову. Его следовало бы комисовать, но вручили Героя, да еще с перескоком через звание."Приблизительно 14-15 ноября", точно 24 ноября и немцы были в шаге от Каширы, но там их поджидала конница Белова.
А тем временем:
234 СД двигалась в направлении Печерники, Бояринцево, Помозова и к исходу дня 6 декабря овладела этими селами. Направление на Гремячее
323 СД в направлении Березово, разъезд Голдино, к исходу дня овладела Татарское, Барановка, Голдино в дальнейшем в направлении на Горностаевку
326 СД в направлении Грязное, Самодуровка
41 КД в направлении Высокое, Катино, Валшута и далее на Петрушино
Армейский резерв:
239 СД – Телятники (Пронск. р-на) Дурное
325 СД – Яблонево, Пахомово, Последово, Кореево
57 КД – Мамоново, Булычево
75 КД – г. Рязань
324 СД с 16.00 в течение ночи атаковала противника в Печерниковских Выселках
7 декабря 1941г.
323 СД к 22.00 вышла на Сергеевку, Березовку
326 СД выполняя приказ №002 к 8.00 7 декабря вышла на рубеж Дурное, Семеновское, но противника не встретила.
41 КД к 6.00 7 декабря вышла на рубеж Высокое (Сапожковское?)
Армейский резерв:
239 СД – г. Пронск
Остальные, где и были 6 декабря.
8 декабря 1941 года.
В 5.00 Приказ Военного Совета №003
Наступать на Сталиногорск.
330 СД – на Шишлово, Урусово, Истомино
328 СД – на Гремячее
324 СД – решила пройтись по Верхней Проне
323 СД – южнее 324 СД с заходом в Тульские Сокольники
«Из оперсводки № 03. ШТАБ ВВС 10-й армии. РЯЗАНЬ 20:30 6.12.41:
Два ЯК-1 атаковали войска пр-ка и автомашины на южн. окраине СЕРЕБРЯНЫЕ ПРУДЫ, отмечено 3 взрыва, предположительно взорвались цистерны с горючим.
10:10–12:10. Два ЯК-1 (мл. л-т ДОБРЫНИН и сержант СПИРИДОНОВ) атаковали автоколонну по дороге МИХАЙЛОВ – ХАВЕРТОВО.
13:15–13:55. Один ЯК-1 (капитан ПАНКРАТОВ) атаковал автомашины на дороге МИХАЙЛОВ – ХАВЕРТОВО».
«Из оперсводки № 04. ШТАБ ВВС 10-й армии г. РЯЗАНЬ 22:00 7.12.41:
1. Части ВВС 10 армии в течение ночи с 6-го на 7.12.41 г. бомбардировали ВЕНЁВ. Всего произведено 24 самолето-вылета, из них: Р-5 – 7 (ночью) и ЯК-1 – 17 (днем).
66 ИАП 7.12.41 г. совершил 17 самолето-вылетов, из них: 7 на патрулирование района Рязани, 10 – на разведку со штурмовкой. В районе ВЕНЁВ, БОГОЯВЛЕНСКОЕ, МАЛИНКИ (юж. МИХАЙЛОВ 20 км) уничтожено до 30 чел., 4 повозки, 3 автомашины.
В районе ВЕНЁВ – СТАЛИНОГОРСК разрушено несколько пролетов проволочной связи.
В районе ВЕНЁВ, СЕРЕБРЯНЫЕ ПРУДЫ, МАЛИНКИ обстреляны огнем ЗА и ЗП».
Фельдмаршал фон Бок: «2-я танковая армия получила по носу у Михайлова, в результате чего передовой батальон 10-й моторизованной дивизии, лишившись большей части своего снаряжения, вынужден был оставить город."
412-ый отдельный Медико-санитарный батальон 330 СД находился 6 декабря в с. Катагощи в помещении белой школы. См. найденные неглубокие захоронения в Катагощи. 7/8 декабря медики стали обосновыться в Михайловской больнице с выбитыми стеклами и отсутствием какого-либо персонала. "Михайлов произвел на нас жуткое впечатление" - медсестра Митюшкина.
Митюшкина Валентина Тимофеевна 1917г.р. Звание: ст. сержант
в РККА с 16.09.1941 года Место призыва: Киевский РВК, г. Москва
Причем тогда, "Цэ война"? Из оптиМистического фейкового Ютуба:
"Процесс пандемии запущен США и распространяется искусственно по всему миру - чешский журналист" 21 апр. 2020 г
Откуда пришел вирус, не имеет значения, Как лечить? Отвечает итальянский профессор в интервью:
"Сенсационное интервью о коронавирусе (укороченная версия)" 22 апр. 2020 г. |
 |
Просмотрено: 418 раз
