СЛАВЯНСКОЕ НАСЕЛЕНИЕ

СЛАВЯНСКОЕ НАСЕЛЕНИЕ ВОДОРАЗДЕЛА ОКИ И ДОНА В КОНЦЕ I - НАЧАЛЕ II ТЫС. Н. Э.
Григорьев А. В. 2005 г

Предлагаемая работа посвящена небольшому региону земли вятичей и должна послужить лучшему пониманию истории этого крупного объединения восточных славян. Выбор в качестве предмета изучения территории бассейна р. Упа обусловлен несколькими причинами. С одной стороны, эта небольшая река, протекающая по территории всего одной области (протяженность 345 км, площадь бассейна 9510 кв. км), объединяет в единую систему реки Ока и Дон. Правый приток р. Упа, р. Шат, и р. Дон имели своим истоком Иван-озеро (ныне поглощенное Шатским водохранилищем). Эта особенность неоднократно отмечалась средневековыми авторами [Герберштейн С, 1988. С. 137; Книга Большому чертежу, 1950. С. 78]. Вероятность существования в древности водного пути по р. Упа весьма высока [Загоскин Н. П., 1910. С. 220]. В пользу этого предположения говорит не только нахождение региона между территориями, занятыми в интересующее нас время славянским населением Подонья и верхнеокскими вятичами, но и концентрация в бассейне р. Упа и прилегающих районов Поочья кладов, содержащих куфические монеты [Черепнин А. И., 1892. С. 12].

Предварительная периодизация

Летописная история земли вятичей насчитывает более двух столетий. Можно предположить, что материальная культура одного из ее регионов не была статична на протяжении столь длительного времени. Чтобы понять, какие изменения происходили в отдельных ее составляющих, необходимо найти черты, характерные для разных периодов развития культуры. В настоящее время какой-либо дробной периодизации памятников ранних Вятичей, как и территориально близких славян Подонья, не существует. В научной литературе утвердилось деление известных вятичских поселений на «ранние» и «поздние» (с несколько различной абсолютной датировкой) по наличию или отсутствию раннекруговой керамики. Более дробная периодизация создана для родственной культуры Днепровского Левобережья [Григорьев А. В., 2000], однако удаленность этой территории, равно как и несколько иные направления исторического развития, не позволяют полностью перенести принятые там критерии на земли бассейна р. Упа.
На начальном этапе исследования попытаемся определить самые общие изменения, происходившие в характере памятников региона в кон. I — нач. II тыс. н. э. Учитывая степень изученности поселений , большинство которых известно лишь по данным разведок, основой для построения предварительной хронологической шкалы может служить прежде всего состав керамического комплекса памятников. В нем отчетливо выделяются четыре основные группы сосудов, принадлежность к которым может быть установлена даже по отдельным фрагментам...
Вероятно, к первому или второму периоду относятся памятники, открытые в 1969 г. Т. В. Равдиной по правому берегу Верхней Упы [Арх. ИА РАН. Р-1: № 4056. Л. 14—19]. Наиболее представительный материал — 60 фрагментов «грубой лепной с примесью шамота» керамики — получен с поселения у д. Бутырки. Здесь же была найдена бронзовая трапециевидная подвеска, являющаяся характерной находкой не только для позднемощинского времени (материалы этого типа также присутствовали на памятнике), но и для славянских памятников раннего периода.

Основные черты материальной культуры населения бассейна р. Упа IX-XI вв.
География памятников

Традиционно излюбленным местом поселений славян междуречья Днепра и Дона была лесостепь. Природные условия этой зоны наиболее полно удовлетворяли хозяйственным потребностям земледельческого населения [Григорьев А. В., 2000. С. 57, 58]. Однако в рассматриваемом регионе граница между лесом и степью выражалась необычайно резко, лесостепная полоса не превышала 30—40 км в ширину и, как правило, не совпадала с оптимальными для поселений участками рек. Поэтому практически все известные памятники как раннего, так и позднего периодов располагались в лесной зоне, зачастую в труднопроходимых районах Тульских засек.
География памятников наиболее позднего, третьего, периода резко отличается от ранних. Самое большое количество поселений этого времени известно в нижнем и отчасти в среднем течениях Упы. В основном, они расположены по небольшим притокам, в стороне от реки, часто на значительном удалении от последней. Несмотря на малое количество известных поселений, можно говорить сформировании отдельных их групп по рекам Ватца, Колодня, Вол-кона, возможно, Снедка. К памятникам, связанным с водными путями, могут быть отнесены лишь городища и примыкающие к ним селища у д. Тимофеевка и Кетри, находящиеся в устьях Волконы и Упки. Направление этих путей также отлично от ранних. Расположение памятников третьего периода весьма характерно для земель, подвергшихся славянской колонизации.
Количество поселений, отнесенных ко второму, «промежуточному», периоду, крайне невели-ко, и их хронологическая привязка наиболее зыбка. К устью р. Снедка приурочено одноименное городище. Следует, однако, отметить, что направление вероятной дороги, на которой находится указанный памятник, близко к направлениям, отмеченным для позднего периода. Также для позднего периода характерно и расположение группы поселений у пос. Майский, поселений Лужки-5 и Озерки. Все они находятся в верховьях притоков Упы. Вероятно, в течение второго периода стала складываться поселенческая структура, получившая развитие на заключительном этапе славянского заселения региона.
Важной чертой большинства ранних памятников можно считать отсутствие на них искусственных укреплений. Пренебрежение возведением укреплений носит отнюдь не случайный характер. Так, славянское поселение у д. Торхово возникло на месте более ранних поселков в непосредственной близости от городища мощинского времени. Как показали раскопки последнего, укрепления на нем возобновлялись в древнерусское время и в XIV—XVI вв. [Гриценко В. П., 1997. С. 101]. В период функционирования славянского поселения никаких укреплений здесь не возводилось, более того — площадка городища оставалась незаселенной.
В результате разреза вала городища уд. Щепилово, произведенного в 1952 г. С. А. Изюмовой, было установлено, что первоначально он был возведен непосредственно на слое погребенной почвы [Арх. ИА РАН. Р-1: № 761. Л. 14. Чертеж 4]. Мощные напластования мощинской культуры позволяют предположить, что вал относится к раннему времени. Характер конструкции основной части вала также близок сооружениям мощинского периода
Следов укреплений славянского времени по материалам отчета не прослеживается. Не исключено, что площадка раннего городища использовалась славянами для небольшого неукрепленного поселения.
Вероятно, к указанному времени относится появление в регионе первых городищ. Но в настоящий момент это предположение носит глубоко предварительный характер. Укрепления городища у д. Снедка, несомненно, относятся к славянскому времени — сколько-нибудь значительных материалов иных периодов здесь не обнаружено. Полученный в ходе шурфовок и поверхностных сборов материал представлен исключительно лепной роменской керамикой, втом числе орнаментированной веревочным штампом. Наиболее вероятной представляется датировка памятника вторым периодом. Зачисткой повреждения вала, произведенной С. А. Изюмовой в 1954 г., было установлено, что он состоял «из простой и обожженной глины и древесного угля», который фиксировался «в виде продольно лежащих плах» [Арх. ИА РАН. Р-1: № 1009. Л. 6]. Судя по приведенному в отчете чертежу, «плахи» представляли собой остатки нижних венцов сруба шириной ок. 2 м. Можно предположить, что укрепления городища относились к простейшей системе, известной по материалам памятников роменской и родственных ей культур. Они состояли из одного ряда срубов, забутованных грунтом, взятым из находящегося перед стеной неглубокого рва. Размеры укрепленной площадки (всего 0,3 га) позволяют отнести городище к категории малых крепостей.
Основная часть памятников позднего периода также представлена крупными от-крытыми поселениями. Обычно они располагаются на склонах небольших речек, ручьев и мокрых балок. Высота таких поселений 10—20 м, площадь концентрации подъемного материала 2,5—3 га. Отдельные исключения, например небольшое поселение 1 у д. Лужки площадью всего 0,5 га, не меняют общей картины.
Помимо многочисленных селищ, для этого времени становятся характерными и весьма крупные городища. На сегодня они известны в двух пунктах. Городище у быв. д. Кетри долгое время относилось исследователями к иным культурно-хронологическим группам. На нем фиксировались лишь отложения эпохи железного века и древнерусского (XII—XIII вв.) времени [Куза А. В., 1996. С. 128. № 595]. В ходе разведок А. М. Воронцова, проведенных в 2000 г., было установлено, что основная масса подъемного материала представлена раннекруговой керамикой. Отдельные венчики круговых сосудов также могут быть отнесены к рассматриваемому периоду. Материал мощинского типа не вычленялся, и его присутствие на памятнике находится под сомнением. В пользу славянской принадлежности укреплений говорят и следы вала по всему периметру городища, а не только со стороны поля, как это наблюдается у городищ эпохи раннего железа. Площадь укрепленной части, по предварительным данным, ок. 0,7 га, на плато за валом расположено обширное селище, содержащее аналогичный материал.
Создается впечатление, что к моменту создания Тимофеевского городища у его строителей существовал устойчивый образ крепости, идентичный укреплениям роменской и родственных ей культур. Фортификационные сооружения Тимофеевки представляют собой пример дальнейшего развития этого образа.
Не совсем характерным является и соотношение укрепленной и открытой частей комплекса. На перешейке, за валами, культурный слой отсутствует. Отдельные находки синхронной керамики были сделаны на расстоянии ок. 0,5 км к северо-западу от городища. Основное поселение, вероятно, располагалось на месте современной деревни, в 0,1 км к востоку и северо-востоку от крепости, на противоположном берегу ручья. К сожалению, из-за современной застройки определить размеры этого поселения крайне сложно.
Несмотря на ограниченность имеющегося фактического материала, можно отметить, что в топографии и характере памятников, как и в их географическом положении, на протяжении изучаемого времени происходили достаточно отчетливые изменения. Разнообразие в характере памятников раннего периода, вероятно, указывает на непосредственную зависимость типа того или иного поселения от исполняемой им конкретной функции. Различия этих функций, как будет показано ниже, отразились и на других чертах материальной культуры. Отмеченное пренебрежение возведением укреплений говорит об уверенности населения в своих силах. В характере памятников следующего, второго, периода уже проявляется более простая и четкая функциональная дифференциация. С одной стороны, это крупные открытые поселения, расположенные в стороне от главной реки региона, с другой — небольшие городища, контролирующие пути от реки вглубь территории. Развитие этой системы наиболее полно наблюдается на материалах позднего периода. Резкий рост количества поселений в это время приводит к тому, что открытые селища фиксируются уже не только в верховьях мелких речек, но и непосредственно на берегах Упы, правда, преимущественно в верхнем ее течении. В центральной части региона, в среднем течении реки, возникают крупные укрепленные центры Тимофеевка и Кетри. Постройка крупных крепостей на значительном удалении от границ региона может указывать на нестабильность политической ситуации и неуверенность в возможности защиты всей территории.
Наиболее полные аналогии жилищам Упы мы находим на памятниках боршевской группы на Дону [Москаленко А. Н., 1981. С. 79—92]. Здесь прослеживается практически полное сходство как по форме и размерам котлованов, так и по системе отопительных сооружений. Некоторое отличие донских жилищ выражается в большем удельном весе построек с полным набором столбовых ям, несколько большей средней площади котлованов, а также в отсутствии печей, вырезанных в виде подбоя. Отмечая несомненную типологическую близость углубленных жилищ памятников Упы и Дона, необходимо учитывать, что поселения боршевского типа существовали синхронно поселениям бассейна Упы и продолжали существовать позже. Поэтому говорить о преемственности этих двух групп памятников вряд ли допустимо. Можно лишь констатировать родственность традиций, имевших, вероятно, единое происхождение.
На памятниках роменской культуры Левобережья Днепра наиболее широко представлены печи, вырезанные в материковом останце. Печи-каменки здесь единичны и зафиксированы исключительно в ранних жилищах. В несколько большем количестве, но также только на ранних памятниках (Волынцево, Битица, Опошня, Новотроицкое) известны печи в виде подбоя [Григорьев А. В., 1990. С. 153. Табл. I]. Отметим, что полуземляночные жилища Упы по ряду показателей (средние размеры, конструкции обшивки котлованов и печей) имеют аналогии в части наиболее ранних жилищ Северской земли, датирующихся 2-й пол. VIII — 1-й пол. IX вв. Общая близость углубленных жилищ рассматриваемого региона с постройками соседних славянских территорий Верхнего Дона и Северской земли позволяет реконструировать их аналогично.
Общая тенденция быстрого перехода от углубленных жилищ к наземным может объясняться прежде всего особенностями природных условий региона. Средние показатели температуры зимой в Тульской области на 2—3 градуса ниже, чем на ближайших славянских территориях Северской земли и Воронежского Подонья. С другой стороны, все памятники бассейна Упы расположены исключительно в лесной зоне, что позволяло в неограниченном количестве использовать древесину как для сооружения построек, так и для их обогрева.
Округлая форма большей части постройки указывает направление поиска аналогий в древностях салтовского (Харьков) типа. Однако юртообразные жилища ближайшего к Упе региона — Среднего и Нижнего Дона — отличаются от означенной постройки рядом принципиальных деталей. Они имеют большую площадь при значительно меньшей глубине, в них имеются лунки от жердей, расположенные по периметру, нет центрального столба, резко отличаются и отопительные сооружения [Флеров В. С, 1996]. Формально постройку с поселения уд. Уткино трудно отнести к юртам. Практически полные аналогии этому сооружению имеются в материалах болгарского поселения Гарван [Въжарова Ж. Н., 1986]. Среди исследованных здесь жилищ имеются округлые в плане постройки, отнесенные автором раскопок к IX—X вв. В том числе присутствуют сооружения небольшого диаметра, ок. 2 м, заглубленные в землю более чем на 1 м. В одном из жилищ (№ 57) по центру имелась ямка от опорного столба. Но самой важной особенностью этого памятника является широкое использование печей, вырезанных в виде подбоя. По мнению В. С. Флерова, появление подобных жилищ объясняется «введением в юртообразные постройки элементов славянского домостроительства» [Флеров В. С, 1996. С. 59]. В описанном выше случае можно скорее говорить о внесении элементов юртообразных жилищ в славянские постройки.

Хозяйственные и производственные сооружения

Следы большей части хозяйственных построек сохраняются в виде многочисленных и разнообразных ям. Назначение многих (если не большинства) из них с трудом поддается интерпретации. Исключение, прежде всего, составляют так называемые «хлебные», или «зерновые» ямы. Характерная колоколовидная, или кувшинообразная форма, обмазки и обожженность по дну и стенкам позволяют легко выделить их из всего массива ям. Предположение о возможности использования некоторых параметров этих сооружений, в частности их полезного объема, уже высказывалось автором при рассмотрении памятников роменской культуры Северской земли [Григорьев А. В., 2000. С. 105, 106. Рис. 40]. Запас зерна, хранившийся в этих ямах, вероятно, предназначался для посева, и его размер может быть весьма информативен для решения ряда социальных и экономических вопросов.
Из четырех наиболее полно исследованных памятников зерновые ямы были достоверно зафиксированы лишь на двух поселениях — уд. Торхово и Уткино. Кроме того, на окраине поселения у д. Слободка и Изрог, в раскопе площадью менее 100 кв. м, было отмечено скопление из семи таких ям. На городище у д. Тимофеевка, где было вскрыто более 500 кв. м слоя, следов подобных ям не обнаружено. Отсутствие хлебных ям на этом памятнике может объясняться двумя причинами. Либо крупное городище являлось центром значительной округи и проживавшие на его территории представители социальной верхушки не занимались земледелием, либо (и это представляется более вероятным) в поздний период жители лесной зоны отказались от традиционных способов хранения зерна, более характерных для лесостепи. В пользу последнего предположения говорит факт отсутствия подобных ям на синхронных позднему периоду поселениях земли Вятичей.
На городище у с. Супруты, вероятно, одновременного Торховскому и Уткинскому поселениям, колоколовидных ям славянского времени также не зафиксировано. В отчетах С. А. Изюмовой, исследовавшей большую часть памятника, подобные ямы не отмечены. Следует заметить, что в текстах указанных отчетов описанию ям уделено крайне мало внимания, а прилагающиеся чертежи далеко не всегда позволяют судить об их форме. В более поздних раскопах (1995, 1996, 1999—2002 гг.) зерновых ям славянского времени достоверно не было. При том что площадь, исследованная в последние годы, составляла ок. 440 кв. м, отсутствие здесь хлебных ям весьма показательно, поскольку на синхронных памятниках (Торхово и Уткино) на 100 кв. м приходилось в среднем по 2—3 подобные ямы. Очевидно, если на Супрутском поселении и существовали зерновые ямы, то в очень небольшом количестве. Объяснение этому явлению может содержаться прежде всего в социальном статусе памятника.
На Торховском и Уткинском поселениях хлебные ямы представлены столь же широко, как и на близких по времени памятниках Северской земли и Подонья.
Все ямы указанных поселений могут быть разделены по объему на три достаточно четкие группы. Это малые (до 4-х четв.), средние (4—7 четв.) и большие (свыше 7 четв.). Соотношение этих групп на Торхово и Уткино близко к соотношению на городище Новотроицком на Левобережье Днепра. Количество больших, средних и малых ям здесь примерно одинаково, с некоторым преимуществом ям малого размера. Соотношение различных групп зерновых ям на расположенном в Верхнем Подонье городище Титчиха представляется менее развитым: здесь господствуют ямы малых размеров, а большие единичны. Наибольшие различия, носящие принципиальный характер, наблюдаются между распределением ям по объему на ранних славянских памятниках Упы и раннем роменском городище у с. Опошня Полтавской обл., а также наиболее позднем роменском поселении у с. Горбово на Десне.
Сооружения, связанные с металлургическим производством, представлены на памятниках бассейна Упы в небольшом количестве, но все же полнее, чем на сопредельных славянских территориях. При этом площадь, изученная раскопками на поселениях Упы, много меньше, чем на памятниках Левобережья Днепра и Верхнего Подонья.
Малое количество известных комплексов и их конструктивное разнообразие вы-нуждают рассмотреть каждый объект подробнее. Наиболее интенсивные следы производства железа фиксируются на поселении у д. Торхово. В слоях этого памятника в большом количестве встречаются куски руды, шлаки, мелкие выплески железа. Вероятно, это объясняется близостью залежей железной руды, выходы которой имеются в непосредственной близости от поселения, в обрывах берегов р. Синяя Тулица. Именно здесь в 1632 г. были основаны первые в России железоделательные заводы.
Исследованный на памятнике комплекс, который можно связать с первичной выплавкой железа, стратиграфически относится к ранним этапам существования славянского поселка.

Единственным изученным погребальным памятником региона является группа из двух курганов, исследованная С. А. Изюмовойу д. Тризново, в семи километрах от Супрутского городища [Изюмова С. А., 1961. С. 252—258]. Курганы этой группы практически не содержали материала (за исключением нескольких мелких фрагментов грубой лепной керамики), и потому их датировка весьма проблематична. Связать памятник со славянским временем позволяют прежде всего отдельные черты обряда. Так, в обоих курганах были прослежены кольцевые канавки со следами установленных в них столбов. Остатки безурновой кремации, совершенной на стороне, были зафиксированы лишь в одном из курганов (№ 1). Они находились в южной части насыпи, на небольшой подсыпке. Указанные детали конструкции сближают курганы у д. Тризново с памятниками Верхней Оки.
Общность материальной культуры славянских памятников бассейна Верхней Оки, куда входит исследуемая территория, позволяет предполагать и единство основных черт погребального обряда. Особенности последнего достаточно полно охарактеризованы в литературе [Седов В. В., 1973. С. 10—16; Никольская Т. Н., 1981. С. 27—41, 100—119], а потому нет необходимости еще раз останавливаться на его подробном описании. Можно лишь попытаться связать отдельные погребальные памятники с выделенными ранее предварительными хронологическими периодами.
Малое содержание инвентаря позволяет говорить об относи! тельной хронологии погребений лишь в самых общих чертах. С рам ним этапом могут быть соотнесены курганы, содержавшие материалы салтовского круга древностей. Наиболее часто в погребениях встречаются стеклянные бусы, близкие по типам к бусам Крыма, Кавказа, салтовских памятников Подонья.

Предметы вооружения

Оружие на поселениях бассейна Упы встречается в том же весьма незначительном количестве, что и на других территориях распространения памятников роменского типа. Отдельные находки предметов, связанных с военным делом, известны на всех изученных раскопками поселениях. Единственным, но важным отличием изучаемого региона от соседних славянских территорий является наличие в нем памятника с повышенной концентрацией находок данной категории, а именно Супрутского поселения. Набор предметов, которые можно связать со снаряжением воина, также характерен для всей территории роменских памятников. Он представлен наконечниками стрел, топорами, деталями поясных наборов и отдельными предметами других категорий.
Наконечники стрел считаются наиболее распространенной находкой на памятниках славянского времени. В небольшом количестве они были встречены на всех изученных раскопками поселениях региона. На большинстве памятников раннего периода находки стрел единичны, что не позволяет делать каких-либо выводов о количественном и процентном соотношении их типов. Можно лишь отметить, что для поселений Торхово, Уткино, Слободка и Щепилово характерны наконечники двух различных по происхождению групп. К первой относятся втульчатые и черешковые наконечники обычных для славянских территорий типов.
Наконечники второй группы, найденные также на всех указанных памятниках, представлены различными типами черешковых трехлопастных. Последние датируются VIII—IX вв. и характерны преимущественно для степных древностей [Медведев А. Ф., 1966. С. 58]. То, что наконечники этих типов часто встречаются на памятниках региона, может быть объяснено сильным влиянием со стороны салтовской культуры, для которой трехлопастные стрелы являлись обычными [Плетнева С. А., 1989. С. 71]. Трехлопастные наконечники известны и на синхронных славянских памятниках сопредельных территорий, таких как Чертово городище в нижнем течении Жиздры и городище у д. Устье на Верхнем Дону, что позволяет рассматривать данную категорию находок в качестве хронологического индикатора наравне с керамикой салтовского облика.
Несколько иную картину мы наблюдаем в материалах Супрутского городища. Количество найденных здесь наконечников стрел приближается к ста экземплярам. К сожалению, большая их часть (из раскопок С. А. Изюмовой) в настоящее время не может быть использована в работе. Публикации этой категории находок отсутствуют, а в научных отчетах изображения наконечников помещены выборочно и зачастую неудовлетворительного качества. Поэтому в полной мере можно использовать лишь материал раскопок последних лет. В ходе работ 1995, 1996 и 1999—2002 гг. на городище было найдено 28 наконечников, относящихся к славянскому периоду жизни поселения (рис. 28). Это количество не дает возможности для полной характеристики комплекса памятника, но в то же время позволяет достаточно надежно определить основные его черты.
Согласно типологии А. Ф. Медведева, учтенные наконечники относятся к 15-ти различным типам, причем стрелы большинства из них представлены всего одним экземпляром. Несколько чаще других встречаются наконечники типов 41, 42 и 62. Большая часть наконечников (17 экз.) относится к типам, имеющим прямые аналогии в памятниках роменского типа. Преимущественно с северными районами Руси связаны наконечники типов 40, 46, 62, 77-1 (6 экз.). Вероятно, соотношение 2:1—3:1 между наконечниками стрел местных и «русских» типов характерно для всего комплекса памятника. При рассмотрении материала Супрутского городища необходимо особо учитывать, что подавляющее большинство находок стрел связано с разгромом поселения. Очевидно, комплекс включает в себя не только набор наконечников, характерных для жителей поселка, но и стрелы, использовавшиеся нападавшей стороной. Следует отметить, что немногочисленные наконечники, найденные в постройках периода, предшествующего пожару (раскоп XXIV, постройка 5; раскоп XXV, постройка 2 и раскоп XXVil, постройки 1 и 2), относились к типам 34 (3 экз.), 41 (2 экз.) и 42 (1 экз.), т. е. являлись вполне обычными для роменских древностей.
Таким образом, при современном состоянии источников можно предположить, что на раннем этапе для всех памятников региона присущи наконечники стрел, характерные для славянского населения того времени. Кроме того, на всех поселениях, за исключением Супрутского, заметно присутствие салтовского влияния. В слое пожара Супрутского городища нашел отражение комплекс стрел нападавшей стороны. На единственном изученном памятнике позднего этапа — городище Тимофеевка — было найдено всего два наконечника стрел типов 42 и 55, по А. Ф. Медведеву (рис. 35, 1, 2). Помимо наконечников стрел, с луком связана единственная находка — железный крючок от колчана, происходящий с поселения у д. Торхово (рис, 29, 8).
Наиболее распространенным оружием ближнего боя, судя по количеству находок, являлись топоры. Они были найдены на большинстве памятников раннего этапа, в частности на по селениях Лобынь, Супруты, Торхово, Уткино, Щепилово. Характерной особенностью всех топоров является их однотипность. Исключение составляют лишь два топора. Аналогии одному из них — миниатюрному боевому топорику с поселения у д. Уткино (рис. 29, 5) —имеются в материалах салтовскои культуры, в частности в Дмитриевском могильнике. По типологии С. А. Плетневой, он относится к виду I типу 3 [Плетнева С. А., 1989. С. 76. Рис. 35]. Второй, крупный рабочий топор, происходит с Супрутского городища и относится к типу V (по А. Н. Кирпичникову). Орудия этого типа известны с VIII в. и связываются с северными районами Европы [Кирпичников А. Н., 1966. С. 37, 38].
1). Отдельные фрагменты наконечников копий, происходящие с ранних памятников бассейна Упы, не позволяют определить их тип. Вероятно, в исследуемом регионе этот вид оружия использовался достаточно редко, Также не имели широкого распространения боевые ножи. Фрагмент одного такого ножа был найден в постройке 33 (1997 г.) поселения у д. Торхово (рис. 29, 6). Судя по ширине и толщине клинка (15х 4 мм), он был близок к ножам 2-го вида (по С. А. Плетневой) из погребений Дмитриевского могильника [Плетнева С. А., 1989. С. 91. Рис. 45]. В основании клинка находилось небольшое железное перекрестие. Оно было наклепано позже на уже готовый клинок. При этом в месте перехода лезвия в черенок толщина клинка была заметно уменьшена. Последнее привело к снижению прочности ножа. Направление и характер сломов клинка указывают на то, что он деформировался под воздействием сильного удара острым предметом, причем удар был нанесен сверху с левой стороны. Следует отметить, что комплекс постройки, из которой происходил нож, содержал высокий процент (15 %) салтоидной керамики, а также фрагмент бронзового котла и железной фибулы несомненно степного происхождения.
Кроме описанного выше ножа, необходимо упомянуть фрагмент бронзовых ножен скрамасакса с характерными Т-образными прорезями, найденный в слое пожара Супрутского городища [Арх. ИА РАН. Р-1: № 4593. Рис. 22]. Однако его принадлежность к культуре жителей поселка сомнительна, не исключено, что скрамасакс принадлежал одному из участников нападения на городище.
Менее всего представлен на памятниках региона защитный доспех. Лишь в постройке 33 Торховского поселения, там же, где был найден описанный выше нож, были отмечены три небольших фрагмента кольчуги (рис. 29, 7).
К атрибутам снаряжения воина с полным правом можно отнести и детали поясных наборов (рис. 30). Последние, как наконечники стрел и топоры, встречаются на большинстве ранних памятников. Аналогии подавляющему большинству этих вещей имеются в материалах культур степной зоны. Так, бронзовые пряжки с Супрутского городища (рис. 30, 1—3, 5), по В. Б. Ковалевской, относятся к группе овальнорамчатых (типам 11, 17) и широко распространены в VIII—IX вв. в районах Сибири, Прикамья, Северного Кавказа и Крыма

Конская сбруя

Распространение предметов, связанных с конской сбруей в исследуемом регионе, схоже с распределением предметов вооружения. В небольшом количестве*они известны на большинстве поселений, подвергшихся раскопкам. Повышенная концентрация вещей данной категории отмечается в материалах Супрутского городища. Однако, как и в случае с оружием, большая часть находок до настоящего времени не опубликована и может использоваться весьма ограниченно.
Удила и их фрагменты найдены как на ранних памятниках — Супруты, Торхово, Уткино (рис. 32, 1, 2, 8), так и на позднем городище у д. Тимофеевка (рис. 35, 3). Основная часть удил раннего периода может быть отнесена к типу I (по А. Н. Кирпичникову). Целый экземпляр таких удил отмечен в материалах раскопок С. А. Изюмо-вой на Супрутском городище, фрагмент грызла найден на поселении у д. Уткино, псалии — в Супрутах и Торхово. Удила этого типа известны с VII по XI вв. и, очевидно, имеют восточное происхождение [Кирпичников А. Н., 1973. С. 14]. Несколько уточнить датировку позволяют два фрагментированных псалия. Фрагмент одного происходит с поселения у д. Торхово (рис. 32, 2). Он имел S-овидную форму и не обладал специальной петлей для ремня. Такие простые псалии-стерженьки нехарактерны для удил Древней Руси, в тоже время они широко распространены на степных памятниках более раннего периода. В частности, подобные псалии широко представлены в погребениях Дмитриевского могильника [Плетнева С. А., 1989. С. 81]. Следует также упомянуть бронзовый псалий-стерженек с Федяшевского городища в верховьях Оки, аналогии которому находят в венгерских древностях VIII—IX вв.
Кроме описанных выше удил степных и общеевропейских типов, в Супрутском кладе 1969 г., совместно с упоминавшимся ранее поясным набором, были найдены удила и сбруйные бляшки совершенно иного облика [Изюмова С. А., 2002. С. 89—91. Рис. 4]. Железные удила с бронзовыми, обтянутыми золотом псалиями были выполнены в стиле Вогге и, несомненно, являлись продукцией скандинавских мастеров.
Стремена в настоящее время известны лишь на городище у с. Супруты. Одна пара из раскопок С. А. Изюмовой экспонируется в ГИМ, другая найдена в отвале карьера в 1995 г.

Орудия труда

Орудия труда, связанные с сельским хозяйством, на большинстве памятников региона представлены крайне слабо. Исключение составляет коллекция Супрутского городища из раскопок С. А. Изюмовой.Здесь представлен практически полный набор земледельческих орудий: наконечники рал, плужные ножи, косы и серпы [Путь из варяг в греки... 1996. С. 75. №№ 614—618, 620, 630]. Наральники относятся к категории орудий «с плечиками» и характерны для южного региона земледелия VIII—IX вв. [Чернецов А. В., 1972. С. 140, 147]. Косы и серпы Супрутского городища в настоящее время мало доступны для исследования. По экспонируемым в ГИМ экземплярам можно заметить, что они относятся к типам, I обычным для славянских и древнерусских памятников южной зоны земледелия [Чернецов А. В., Куза А. В., Кирьянова Н. А., 1985. С. 224, 225; Сухобоков О. В., Вознесенская Г. А., Приймак В. В., 1989. С. 95—98. Рис. 3]. Кроме того, в коллекции Супрут и поселения у д. Уткино имеются серпы, близкие к более ранним орудиям, характерным для материалов Верхней Оки. По типологии Ю. А. Краснова, они относятся к типам IV (Уткино) и V (Супруты) и датируются 2-й пол. I тыс. [Краснов Ю. А., 1971. С. 73—75]. С производством зерна связан и жернов из известняка, отмеченный С. А. Изюмовой [Изюмова С. А.,1972. С. 93].
Предметы, использовавшиеся в животноводстве, представлены упоминавшимися ранее косами и пружинными ножницами для стрижки овец [Изюмова С. А., 1972. С. 93]. С рыболовством связаны немногочисленные крючки, найденные на Торховском, Супрутском и Уткинском поселениях, а также, вероятно, пешня из Супрут [Изюмова С. А., 1972. С. 93; Путь из варяг в греки... 1996. С. 75. № 627]. Орудия деревообработки представлены прежде всего топорами, рассмотренными в разделе оружия, поскольку большинство из них! являлось универсальным по назначению. Кроме того, можно упомянуть тесло и долото из супрутской коллекции [Изюмова С. А., 1972. С. 93; Путь из варяг в греки..., 1996. С. 75. № 619]. Все перечисленные выше немногочисленные находки вполне обычны для синхронных славянских памятников. Не отличаются от материалов соседних славянских территорий и многочисленные ножи.
Наиболее крупной категорией предметов, связанных с производством, как и на большинстве славянских памятников различных регионов, являлись пряслица (рис. 36). Они найдены на всех поселениях, подвергшихся раскопкам. Ведущим типом пряслиц на раннем этапе являлись вылепленные из глины биконические грузики, По материалу, технике изготовления и формам они абсолютно идентичны пряслицам, присущим всем памятникам роменской и близких к ней культур. Некоторое своеобразие этой группе находок придает наличие в ней пряслиц, изготовленных из других материалов или по иной технологии. Так, в коллекции Супрутского городища имеется несколько фрагментов глиняных пряслиц из плотной глины почти без искусственных примесей. Качество обработки поверхности этих предметов также значительно лучше обычных для славян изделий (рис. 36, 16).
На поселениях Торхово и Уткино заметная доля пряслиц была изготовлена из стенок сосудов. В качестве исходного материала использовались фрагменты стенок качественных круговых и ранне-круговых сосудов салтоидного облика. Интересно выделить несколько незавершенных пряслиц с поселения Уткино (рис. 36, 10, 11, 14, 15). Несомненно, пряслица из стенок сосудов не могут служить надежным показателем, однако следует отметить, что именно такие грузики наиболее характерны для памятников салтовского типа [Плетнева С. А., 1989. С. 93. Рис. 47].
В раскопах Супрутского городища также встречались пряслицы из стенок сосудов, но здесь они были изготовлены из фрагментов чернолощенои керамики мощинского типа. Возможно, жители поселка в качестве материала использовали сосуды предшествовавшего населения. Кроме того, на городище известны пряслица из глинистого сланца розового и серого цветов (рис. 36, 17). Прочный, неоднородный по цвету и твердости, с различными включениями материал резко отличается от овручского шифера
Наиболее яркими и самобытными могут считаться лучевые серьги, чаще называемые височными кольцами (рис. 38). Это название, ставшее традиционным, вряд ли отражает действительное назначение вещей, особенно на ранней, роменской стадии. Прототипы этих украшений, а также типологически близкие синхронные предметы, широко распространенные у южных и западных славян, определяются исследователями как серьги. Более поздние крупные семилопастные кольца, как показало исследование А. С. Агапова и Т. Г. Сарачевой, тоже носились в ушах [Агапов А. С, Сарачева Т. Г., 1997. С. 99—108]. Таким образом, не имеется никаких оснований выделять эту группу украшений из категории серег.
До недавнего времени лучевые серьги в бассейне Упы и прилегающих районах были известны лишь в двух пунктах: на городище Супруты и в составе Железницкого клада [Изюмова С. А., 1978; Рыбаков Б. А., 1948. С. 106, 107]. В последние годы подобные вещи были найдены еще в трех пунктах — на поселении у д. Слободка на р. Шат, на селище у Воротынцевского городища на р. Зуша и на Чертовом городище в низовье р. Жиздра [Прошкин О. Л., 2001, С. 97. Рис. 13, 1], В настоящее время коллекция лучевых серег с указанных пяти памятников насчитывает 33 экземпляра. Большинство из них выполнено из высококачественного серебра, лишь одно целое кольцо с Чертова городища и три фрагментированных с Супрутского городища и поселения Слободка сделаны из бронзы.
По предложенной ранее автором периодизации этого типа украшений, все известные серьги относятся к первому и второму этапам их развития [Григорьев А. В., 2000. С. 130—132. Рис. 46] или к ранним, первой и второй группам, по Е. А. Шинакову [1980. С. 123], Наиболее архаичными являются серьги с Чертова городища и Воротынцевского селища. Две спаявшиеся серебряные серьги Чертова городища состояли из массивного, ярко выраженного кольца, с внешней и внутренней сторон которого на большом расстоянии друг от друга располагалось по три луча из крупной зерни (рис. 38, 1). У оснований дужки находились объемные утолщения, имитирующие бусины. Предметы выполнены в технике двустороннего литья по модели и производят впечатление паяных [Прошкин О. Л., 2003. Рис. 8, 3]. Серьга с поселения Воротынцево также серебряная (рис. 38, 3). Она имеет пять зерненых лучей с внешней стороны и три с внутренней. Кольцо ярко выражено, лучи находятся на значительном расстоянии друг от друга, изображение одинаково отчетливо с обеих сторон. Типологически к указанному украшению близка бронзовая серьга с Чертова городища (рис. 38, 2) [Прошкин О. Л., 2001. Рис. 13, 1]. Она тоже имеет двустороннее изображение, но отличается несколько худшей проработкой деталей и соединением оснований внутренних лучей. К этому же типу, вероятно, относилась еще одна бронзовая серьга, фрагмент которой найден на поселении Слободка на р. Шат.
Все перечисленные выше серьги относятся к наиболее раннему этапу их развития. Они практически полностью сохраняют основные элементы зерненых и псевдозерненых серег Подунавья VII— VIII вв. [Григорьев А. В., 2000. С. 128] и могут рассматриваться как переходные типы от дунайских традиций к традициям роменской культуры.
Лучевые серьги Супрут и Железницкого клада относятся ко второму этапу развития, на котором шел активный поиск новых форм и сочетаний элементов. Об этом свидетельствует разнообразие типов украшений. В то же время наблюдается начало формирования устойчивых сочетаний элементов, ставших впоследствии прототипами племенных украшений XI в. В литературе неоднократно описывались указанные вещи [Рыбаков Б. А.,
К редким и, вероятно, дорогим типам украшений относятся шейные гривны. В исследуемом регионе они встречены в основном всоставе кладов — Железницкого и, возможно, Каширского [Корзухина Г. Ф., 1954. С. 81]. Серебряные гривны Железницкого клада выполнены из круглого, частично перевитого дрота и имеют застежку в виде петли и граненой «шляпки».

Монеты и торговый инвентарь

Распространение монет в регионе на раннем и позднем этапах заселения принци-пиально различно. Большая часть находок дирхемов раннего периода связана с кладами, зарытыми вне поселений. В настоящее время непосредственно в бассейне Упы известны четыре случая находок монетных кладов вне древних поселений. Все они относятся к первому и второму периодам монетного обращения в Восточной Европе [Янин В. Л., 1956. С. 86—118]. Эти клады нельзя рассматривать как отдельную группу, они, несомненно, являются частью большой группы кладов, сконцентрированных к югу от Оки на участке между реками Беспута и Осетр. На сегодня в этой зоне зафиксированы 17 монетных и денежно-вещевых кладов (рис. 46). Следует отметить, что это самая высокая концентрация кладов, датируемых IX в., в Восточной Европе.
Разбор состава указанных кладов может явиться темой самостоятельного нумизматического исследования и не входит в задачу предлагаемой работы. Для понимания общей ситуации в регионе важно лишь то, что движение куфического серебра здесь было необычайно интенсивно вплоть до рубежа IX—X вв. В материалах большинства поселений раннего периода монеты отсутствуют, лишь в слое городища у с. Щепилово был найден дирхем, датируемый 906 г. [Изюмова С. А., 1958. С. 203]. В фондах ТОКМ хранятся еще четыре монеты с указанного памятника. Однако обстоятельства их находки неизвестны (приложение 2). Кроме того, следует отметить отдельные находки ранних дирхемов на городищах Дуна и Федяшево на Верхней Оке. Возможно, монеты шли через территорию региона транзитом и практически не оседали у местного населения. Исключение составляют материалы Супрутского городища. Здесь в разные годы было найдено 34 куфические монеты. 19 или 20 из них входили в состав клада 1972 г. [Изюмова С. А., 1989. С. 207—210], остальные происходили из слоя и комплексов (приложение 2). По мнению А. В. Фомина, клад выпал на рубеже IX—X вв. и связан с военным разгромом городища. Монеты из слоя, младшая из которых является подражанием дирхему 903/904 г., также соответствуют набору, отражающему денежное обращение конца IX— первого десятилетия X вв. Вероятно, Супрутское поселение играло особую роль в движении товаров, в том числе и монетного серебра.
На позднем этапе в зоне распространения ранних кладов и, в частности, в бассейне Упы, клады не известны. Основные находки монет (в том числе и кладов) X в. происходят с территорий, лежащих к востоку от рассматриваемого региона, из района рязанского течения Оки. По течению Упы и на территориях, расположенных к северу, вплоть до Оки, находки монет единичны и всегда связаныс поселениями позднего периода. Весьма характерен состав этого материала. Монеты представлены либо обломками дирхемов (Березовка), либо подражаниями из низкопробного серебра или посеребренной меди (Бутиково). Помимо дирхемов, на позднем этапе появляются западноевропейские монеты, точнее, подражания последним. Так, в материалах поселения Бутиково имеется медное луженое подражание динарию, чеканенному епископом г. Утрехта в г. Гронингене в 1-й пол. XI в...

Живите богато а Мы ... до дома, а кому-то до хаты...